«Модель, муза, мечта…» — именно такие эпитеты слышала в свой адрес известная манекенщица и одна из первых советских моделей Лека Миронова. Вячеслав Зайцев называл ее своей вдохновительницей, не скрывая восхищения, а коллеги сравнивали с Одри Хепберн, такой же жгучей и харизматичной брюнеткой.
Детство и юность
Леокадия, именно так звучит полное имя модели, родилась в 1940 году в г. Фрунзе. К сожалению, дата рождения не известна. Но пару лет назад, Лека праздновала 75-летний юбилей. Ее потомки были дворянами, и девочка с детства привыкла к красоте и элегантности. От матери ей достался шикарный голос, поэтому мечты стать певицей посещали Леку еще с малых лет. Впрочем, это не единственная несбывшаяся мечта девушки. Будучи в юном возрасте, героиня сильно заболела, вследствие чего повредила голосовые связки и с карьерой певицы пришлось попрощаться навсегда.
По окончанию школы у Леки появилось новое увлечение — архитектура, поэтому специальность для получения высшего образования была выбрана очень быстро. Но и здесь юношеским мечтам пришлось разбиться, так и не став реальностью. Неожиданно у девушки начало падать зрение, поэтому на карьере архитектора пришлось поставить крест. Но все же Лека поступает в театрально-художественное училище. Но даже здесь подстерегают неприятности — из-за близорукости у нее не получается писать картины с натуры.
Модельная карьера
Кто бы мог подумать, что будущая слава придет совсем неожиданно, причем оттуда, откуда ее совсем не ждешь. Как-то раз подруга попросила Леку сходить с ней за компанию на швейную фабрику. Именно здесь происходит ее первая встреча с модельером Вячеславом Зайцевым. Тогда он только был ну пути к славе, но успел за считанные минуты оценить данные Леки и предложить ей поработать у него манекенщицей. Эта встреча положила начало творческому тандему, который длится по сегодняшний день. Этот день сама Миронова всегда вспоминает с трепетом и теплотой.
Всего лишь год понадобился Леке, чтобы стать популярной. Вскоре ее, уже известную на всей территории СССР, приглашают на работу в Дом моделей Советского Союза. Зайцев не смог отпустить любимую модель, и на новую работу они отправляются уже вместе. Первую официальную награду Лека получает в 1967 году — ей присваивают звание лучшей манекенщицы СССР. Но в то время работать моделью считалось не престижным, да и манекенщиц, как правило, приравнивали порой к девушкам легкого поведения. Но в свой адрес Лека никогда не слышала подобного. В свою очередь, западные дизайнеры и модельеры все чаще начинают сравнивать ее с Одри Хепберн, внешне женщины были похожи как две капли воды.
Судьбоносная встреча
Однажды Леку приглашают в Латвию, где проходит съезд модельеров. Первая поездка заграницу обернулась для нее бешеной популярностью и судьбоносным знакомством. Именно здесь девушка встретила любовь всей свой жизни — фотографа Антанаса. Любовь с первого взгляда — так описывает свои чувства манекенщица, наконец-то встретившая своего принца. Роман развивался стремительно, Лека полностью растворилась в родных глазах и думала, что так будет всегда. Но у Латвии всегда были напряженные отношения с СССР, и те, кто имел связи с иностранцами, преследовались националистами. Угрозы дошли до того, что Лека испугалась за жизнь Анастаса и приняла решение отречься от самой большой любви своей жизни. К слову, Лека так и не смогла больше влюбиться — у нее нет детей, и всю свою жизнь она посвятила карьере.
Чтобы хоть как-то забыть любовную неудачу, Лека много работала — путешествовала по СССР, участвовала в показах, принимала приглашения сняться в художественных фильмах от отечественных режиссеров. Она бы с легкостью могла бы покорить мир, только за пределы союза ее не выпускали.
Сегодня Лека живет на окраине Москвы и владеет небольшим модельным агентством. По сей день Вячеслав Зайцев приглашает Миронову участвовать в модных показах, как свою единственную и неповторимую музу.
Профессия манекенщицы в СССР была непрестижной и низкооплачиваемой, но уже тогда некоторые девушки добивались успеха на этом поприще. Сейчас бы ее называли топ-моделью, а тогда она была одной из самых известных советских манекенщиц. Лека Миронова
могла бы получать намного больше официальной зарплаты – 76 рублей, если бы согласилась на предложение принять участие в откровенной фотосессии и быть более благосклонной к одному из членов ЦК. Но девушка отказалась, за что ей пришлось поплатиться.
О профессии манекенщицы Лека (Леокадия) Миронова никогда не мечтала. В Дом моделей на Кузнецком мосту она зашла случайно, за компанию с подружкой. К ней подошел молодой человек и спросил: «А Вы не хотите быть моделью?». Этим человеком оказался Вячеслав Зайцев, и эта встреча стала для Леки решающей.
Требования к манекенщицам существенно отличались от современных. Лека Миронова вспоминает: «Многие были маленького роста. Я, например, по сравнению с нынешними моделями среднего роста. Были модели даже с 56-м размером одежды. Часто бывало: по подиуму идут две стройные девушки, а между ними – полная красивая дама. Разным был и возраст сотрудниц – от 17 до 70 лет. Потому что главная задача профессии в наше время была – показать, что любая женщина, любой весовой категории и любого возраста может выглядеть красоткой. Кстати, попасть в мир моды не считалось такой уж удачей – обычная работа».
Долгое время Лека Миронова была невыездной: ее отец был репрессирован и объявлен врагом народа, а мать имела дворянское происхождение. Но за границей модель знали и даже называли «советской Одри Хепберн» – внешнее сходство действительно было заметным.
Лека Миронова одна из первых открыто заявила о домогательствах высокопоставленных чиновников. Именно по этой причине ее профессиональная судьба была очень сложной. Однажды Леку привезли на съемки для журнала, но о деталях умолчали. Как оказалось, сниматься нужно было обнаженной – готовили что-то вроде «Плейбоя» для работников ЦК КПСС. Девушка ответила категорическим отказом. Ей предлагали оказывать эскорт-услуги, на что она тоже не согласилась. После этого ее полтора года никуда не приглашали на работу.
Миронова до сих пор не называет имен и фамилий, ссылаясь на то, что чиновники были слишком известными и влиятельными. Но других подробностей она не скрывает: «Во время международных показов партийцы, приставленные следить за моральным обликом девушек, приходили в номера с вином. А получая от ворот поворот, начинали мстить. Строчили анонимные кляузы, обвиняя девочку, давшую отставку, в шпионаже и связях с врагами СССР. Я и сама попала под этот прессинг, когда отказала одному большому человеку, а потом полтора года сидела без работы. Меня грозились посадить за тунеядство, выселить из Москвы и даже камнем пристукнуть. Но я не сломалась. И мне не стыдно ни за секунду своей жизни».
Личная жизнь Мироновой тоже не сложилась – однажды она встретила человека, с которым отношения были невозможны, но так и не смогла его забыть. Литовец Антанас состоял в националистической организации, и за связь с русской ему угрожали расправой. Чтобы не подвергать его опасности, Лека сама решила уйти. После этого она так и не вышла замуж, детей у нее не было.
Её нередко сравнивали с голливудской звездой Одри Хепберн, она стала музой и вдохновительницей Вячеслава Зайцева – Лека Миронова, одна из первых советских моделей.
Лека Миронова (по паспорту Леокадия), простая советская девушка, которая мечтала стать архитектором. Но в юности неожиданно стала терять зрение. О поступлении в архитектурный пришлось забыть. Она попала в модельный бизнес совершенно случайно – в 1962-м пришла поддержать подругу в Дом моделей на Кузнецком мосту. А в итоге сама оказалась на подиуме. Будущую звезду советской моды заметил начинающий, но уже довольно известный к тому времени модельер Вячеслав Зайцев. «Какая хорошенькая! Не хотели бы Вы стать манекенщицей?» - «Я? Симпатичная? Вы действительно так думаете?» - Лека пришла в замешательство. «А Вы посмотрите в зеркало», - просто ответил он.
В считанные минуты дизайнер не только очаровал Леку, но и уговорил поступить к нему на работу. С этого момента жизнь Леокадии абсолютно переменилась. Показы, наряды… Однако не стоит забывать, что советское пространство не было приспособлено к высокой моде. Во-первых, труд манекенщицы оценивался вовсе не так высоко, как сейчас, гонорары прошлого с нынешними не шли ни в какой сравнение – в месяц модель получала 76 рублей, для сравнения – месячное жалование уборщицы составляло 60 рублей, вот только уборщица имела право подрабатывать, а манекенщица – нет. Судя по рассказам самой манекенщицы, нередко им с Зайцевым приходилось путешествовать по бездорожью в самые отдалённые уголки Подмосковья, с одной единственной целью – нести красоту в массы. Верная муза Славы Зайцева без раздумий бросалась в любые авантюры, не боясь ни сложностей, ни сплетен. В юности лека успела выйти замуж, правда брак быстро распался – супруг оказался не в меру ревнивым, потом были бесконечные романы: артисты, фотографы… Но лека ждала самую главную встречу. И она произошла.
Первый выезд Леки за пределы Москвы и области случился лишь спустя несколько лет напряжённой работы. Правда отправилась красавица не так далеко – в Латвию, которая хоть и считалась территорией СССР, отношения с «русской частью» страны сохраняла напряжённые. А меж тем именно в Латвии проходил съезд молодых модельеров всего Советского Союза. Зайцев, конечно, поехал со своей любимой моделью Лекой Мироновой. Вопреки чаяниям поездка в Прибалтику обернулась для Леокадии не столько профессиональным успехом, сколько личной трагедией, ведь именно там модель познакомилась со своей первой и единственной любовью. Его звали Антанас. Прогулки под луной, бесконечные разговоры, отчаянные и, конечно, очень романтичные подвиги ради прекрасной принцессы, море цветов – короче говоря, всё как в самой настоящей сказке. Роман продлился два года. Увы, о счастливом развитии событий можно было только мечтать. Проблема была весьма бытовая, но от этого не менее глобальная. Возлюбленный Леки, латвиец, самое прямое отношение имел к нацистскому движению. Правила в группировке были суровые, так что за связь с русской девушкой неудачливому влюблённому грозила неминуемая расправа. Парень, однако, оказался не робкого десятка – любовь представлялась ему вполне весомым аргументом для того, чтобы рискнуть жизнью, не задумываясь. Испугалась манекенщица. Ради спасения своего Ромео Лека отреклась от него, прекрасно осознавая, что этот разрыв перевернёт не только его жизнь, но и её. Она так и не вышла больше замуж – всю жизнь хранила верность одному единственному, который наверняка, давно забыл о ней, женился и счастлив в браке, как должен быть счастлив всякий среднестатистический человек. Леокадия же с головой ушла в работу – она ездила по Союзу с показами, дарила свою красоту, внутренний свет, нерастраченную любовь совершенно посторонним людям. Впрочем, как признаётся сама манекенщица, от неспособности влюбиться ещё раз она не страдала, ведь по её мнению, любовь, пусть даже нереализованная способна творить настоящие чудеса. Своё одиночество Миронова считает счастливым.
Лека и Антанас За границу её не выпустили. Когда Леку пригласили представлять нашу Родину на всемирном параде топ-моделей в Лондоне и Нью-Йорке, а далее возможно контракт и работа на показах за границей, где час работы манекенщицы стоил 2 тысячи долларов, то ее просто не выпустили. Как же можно? Советская девушка будет работать за доллары? Такого допустить было нельзя! Лека осталась в России, продолжила работать с Зайцевым, пока жизнь не преподнесла ей очередной неприятный сюрприз. За утончённой красавицей принялся ухаживать один из высокопоставленных чиновников СССР – такое положение вещей редкостью не считалось и потому окружение Леокадии отнеслось к решительно настроенному начальству спокойно. Но только не сама Лека. Во-первых, судя по всему, господин N не планировал жениться, мечтая обзавестись красивой любовницей, а во-вторых подобного не могла допустить и сама манекенщица, ведь как мы помним, свою несчастную любовь она забывать не планировала.
Такая практика, увы, была широко распространена в советское время. Так, например, во время международных показов партийцы, приставленные следить за моральным обликом девушек, приходили в номера с вином. А получая от ворот поворот, начинали мстить. Строчили анонимные кляузы, обвиняя манекенщицу, давшую отставку, в шпионаже и связях с врагами СССР. В случае же с Лекой, чиновник, поняв, что девушка сдаваться не собирается, поставил Мироновой ультиматум: или секс или увольнение. Она уволилась. Лека Миронова вернулась на подиум спустя много лет и снова – к Зайцеву. Сегодня бывшая манекенщица, звезда советского подиума живёт на окраине Москвы, по-прежнему одна, получает скромную пенсию, и время от времени принимает участие в показах Зайцева. Она всё так же хороша, как и прежде. Может быть, только морщинок стало чуть больше.
Американские журналисты снимали в России фильм «Три звезды Советского Союза». Две звезды у них уже были - Валерий Брумель и Майя Плисецкая. А меня они увидели на показе мод, когда я демонстрировала американскую коллекцию одежды. Они приняли решение: третьей звездой стала Лека Миронова, манекенщица Дома моды на Кузнецком мосту. И вот мне сообщают, что завтра съемка, а я понимаю, что у меня нет достойного наряда. Что делать? Надо же соответствовать статусу «звезды Советского Союза». Я - к Славе Зайцеву. Он говорит: «Не переживай. Что-нибудь придумаем…» …Манекенщицей я стала случайно. Как-то мы с подругой, с которой тогда как раз школу заканчивали, познакомились с педагогом из Театрально-технического художественного училища. И он предложил нам поступать к ним. Тут стоит сделать небольшую ремарку. Я родилась во Фрунзе и выросла в Театре оперы и балета, где был дирижером мой дядя. Обожала классическую музыку, знала наизусть многие оперные партии и с детства мечтала стать оперной певицей (кстати, мама назвала меня в честь известной советской певицы Леокадии Масленниковой) или балериной. У меня был абсолютный слух, голос очень чистый и высокий, но так получилось, что в юности я повредила голосовые связки и о мысли выступать на сцене пришлось забыть. С балетом могло получиться, в Вагановское училище меня приняла сама Наталья Дудинская. Но из-за того, что мое детство пришлось на войну и питались мы очень скудно, у меня развился остеопороз, заниматься хореографией я не смогла, потому что начались ужасные боли. Так потерпели фиаско мои детские мечты. Оставалась еще надежда, что получится стать архитектором или художником - я хорошо рисовала, но тут меня снова физическая кондиция подвела: однажды перед глазами словно вспыхнул огненный шар, и вся перспектива оказалась залита ярким светом, меняющим оттенки. Больше зрение так и не восстановилось. Судьба с самого начала, казалось, испытывала меня, отсекая одну возможность за другой… Поэтому когда педагог Театрально-технического художественного училища позвал нас с подругой к себе, мы не отказались. Сдали экзамены, стали студентками. Из-за слабого зрения писать с натуры я не могла, поэтому педагоги поставили меня позировать. Сначала с меня писали портреты, а однажды моя подруга Наташа Каргополова примеряла на мне сшитый самостоятельно театральный костюм.
Я просто была еще не готова к созданию семьи. Паше об этом сказала прямо, на что он мне ответил: «Ничего. Я тебя дождусь». Вскоре он уехал во Вьетнам. Потом я узнала, что Паша там женился, и жена его оказалась очень похожа на меня… Шло время, замуж я не выходила, и тут вокруг меня, что называется, начали кружить злые вороны. Я приглянулась сильным мира сего, меня захотели сделать любовницей. Но я сказала: «Не выйдет, господа». Мне часто поступали приглашения сняться для журналов, которые читали только работники ЦК. Я всегда отвечала отказом. Однажды меня обманом привезли на такую съемку, но я устроила настоящий погром и убежала. Так меня гнобили года три. Вызывали, объясняли, что согласиться - в моих интересах, что я «должна». А когда я ответила, что никому ничего не должна, мне пригрозили: «Ты пожалеешь, тебя уничтожат». А тут еще в наш Дом моделей пришел новый директор и тоже недвусмысленно предложил мне вступить с ним в связь. Круг замкнулся. Защиты было ждать неоткуда. Мама, которая была свидетелем этой травли, написала заявление в ЦК. И грянул гром. За мамой приехала бригада врачей из психиатрической лечебницы, и мне просто чудом удалось ее отбить. Мы тогда только что вернулись из Сочи. Звонок в дверь, открываю - стоят двое в медицинских халатах, одна крупная такая тетка, другая поменьше. Я говорю: «Мы не вызывали врачей!» Они отвечают: «Вы просто не в курсе…» С трудом произнесли, исковеркав, имя мамы (она была Артемида Иустиновна): «Мы из ПНД, должны оценить ее состояние, по всей видимости, ваша мама нуждается в срочной помощи». Нас спасло то, что в этот момент в дверь позвонил мой крестный, он болгарин. Я, начав понимать, что происходит что-то неладное, громко произнесла: «О, к нам гость, между прочим, он иностранец». Эти двое замешкались, потом быстро собрали свои шприцы и ампулы, которые уже приготовили и, начеркав на бланке: «Явиться в ПНД через месяц», убрались из нашей квартиры. Что мы потом только не пережили! Меня подстерегали в подворотнях, за нами с мамой ходили по городу, маму вызвали в ЦК, и она, несмотря на то что мы были страшно напуганы, не побоялась сказать чинуше, который ее вызвал: «Мои братья погибли на войне, сражаясь с фашистами, но очистить землю от таких, как вы, им было не под силу…» Где бы я ни оказывалась - в Москве или в другом городе, - всегда знала, что за мной следят. Однажды я приехала отдохнуть на море, и тут мое терпение лопнуло. Я шла по пляжу и услышала, как два амбала перешептываются: «О, вот она». У меня будто что-то взорвалось внутри. Я подошла к ним и говорю: «Вы, жалкие твари, идите и скажите своим хозяевам, что они все у меня под колпаком. Я не девочка из подворотни, которую никто не знает. Мое имя известно всему миру. Муж моей подруги - западный немец, работает в посольстве. Я написала письмо, и если со мной что-нибудь случится, оно попадет к нему. И тогда вы все здесь запрыгаете, как ужи на сковородке». Откуда у меня взялся железный голос, откуда появилась ярость, не знаю. Но это сработало. На какое-то время слежку за мной сняли. Был еще памятный показ в Тбилиси. После показа меня проводил до гостиницы один сотрудник Дома моделей. Я пришла в номер, поставила свою сумочку - а в ней были деньги, паспорт, билеты - и пошла умыться. Когда я вернулась, мой коллега тут же раскланялся и ушел. Я открыла сумочку - ни денег, ни паспорта, ни билетов. А я как раз незадолго до этого отвесила звонкую пощечину очередному желающему провести со мной время. Ну и тут же последовала расплата. Правда, через некоторое время в гостиницу пришел таксист и принес мой паспорт: «Лежал на крыше». Уже кое-что. Девчонки скинулись мне на билет, так я и доехала до Москвы. Но тут мной овладела жуткая усталость. Мне так надоело сражаться. Я хотела только одного: чтобы меня оставили в покое. Чтобы я не просыпалась среди ночи от звонков и не шарахалась от теней в подворотнях… Это было ужасное, черное время. И если я не встретила бы тогда свою любовь, не знаю, как бы вообще выжила… Однажды на показе я даже не увидела (глаза у меня были очень слабые), а почувствовала, как в зал вошел какой-то молодой человек. С длинными волосами, в сером костюме. Он был фотографом и снимал показ. Все время, пока он был в зале, я чувствовала, что позирую ему. Только ему. Еще мне показалось, что этот молодой человек из Скандинавии. То есть подходить к нему было запрещено. И он ко мне тоже не приблизился. Но то, что он меня почувствовал точно так же, как я, это как будто в воздухе носилось. Мы расстались. Но эта встреча была словно вспышка. Я часто мысленно возвращалась к ней в своих мыслях. А через три года я с еще тремя девочками поехала в Вильнюс в командировку. Мы вошли в вестибюль здания, где должно было проходить мероприятие, народу собралось очень много, и вдруг что-то словно развернуло меня - я посмотрела в угол зала и увидела мужчину со светлыми волосами. Он стоял ко мне спиной. Меня как магнитом тянуло в этот угол. И вдруг я увидела, как тот человек поворачивается и направляется прямо к нам. Высокий светловолосый блондин подошел и, хотя нас было четверо, начал разговаривать только со мной, других девочек как будто и не существовало. Молодой человек проводил нас до гостиницы и пригласил в ночной бар. Там он снова не отходил от меня. И так продолжалось всю неделю, что мы были в Вильнюсе. Мне казалось, что в те семь дней я не спала совсем, мы с Антанасом - так его звали - ездили в музеи (в музей в Тракае мы приехали ночью, но сторож, увидев нас, не знаю уж почему, может, потому, что от нас электричество исходило, согласился открыть нам двери), гуляли, бесконечно пили кофе, такой крепкий, что в нем ложка стояла. Я летала. Мне правда казалось, что я пребываю в какой-то другой, прекрасной вселенной. Мы сидели, прижавшись, смотрели друг другу в глаза, и казалось, весь остальной мир вообще не существовал. Было только одно желание: держаться за руки вечно... Подошло время возвращаться в Москву, я оставила Антанасу свой адрес. И он тут же примчался. Антанас оказался фотографом, и вот тогда, сидя у меня дома и листая журналы, он вспомнил, что снимал меня несколько лет назад на показе: «Так это ты!..» Он умчался обратно в Вильнюс, а вернувшись, тем же вечером привез свои фотографии, снятые в тот самый день, когда он впервые увидел меня на подиуме... А потом в течение следующих двух с половиной лет утром он улетал из Москвы в Вильнюс, а вечером возвращался. Он буквально заболел мной. При этом за каждым моим шагом по-прежнему следили, вендетта моих преследователей продолжалась. И у Антанаса скоро начались проблемы: в Литве тогда как раз проснулись «лесные братья» - националисты. Художественный руководитель Вильнюсского дома моделей женился на москвичке, и однажды на прогулке в парке их страшно избили, молодая женщина тогда не выжила. В то же время там зарезали еще одну русскую девочку, она была племянницей маминой подруги. Однажды Антанас приехал ко мне в Москву с перебинтованной рукой. Я спрашиваю: «Где это ты так?» Он говорит: «Представляешь, выхожу из квартиры, на лестничной клетке темнота, сделал шаг вперед, заметил - что-то блеснуло, протянул руку, а по ней как полоснет нож...» Его спасло то, что у него на руках были мотоциклетные перчатки - он гонял всюду на мотоцикле, был заядлым рокером. Не оказалось бы перчатки, рана была бы очень глубокой, а так нож прошелся по поверхности. А потом ему сказали напрямую: «Если ты не перестанешь общаться с этой русской, сильно пожалеешь. А уедешь к ней, мы здесь твоих мать и сестру порешим». Но мы все-таки не собирались так просто сдаваться. Я попыталась устроить Антанаса куда-нибудь на работу, мы ходили в агентство печати «Новости», в Moscow News, еще в самые разные газеты и журналы.
На «Первом канале» стартовал многосерийный фильм «Манекенщица». Перед зрителями разворачиваются трагедии мира моды в советское время. Но многое, показанное в этой истории, – всего лишь плод фантазии сценаристов.
Об этом нам рассказала первая советская топ-модель с мировым именем Леокадия Миронова. За границей Миронову называли «русской Одри Хепбёрн». Только наша Лёка (в свои 70 с лишним она просит называть себя только так) еще более утонченная. В мир моды девушку, прежде занимавшуюся балетом, привел Вячеслав Зайцев. И она стала его музой. Их сотрудничеству уже почти 52 года. С помощью прославленной манекенщицы мы попытались отделить правду от вымысла.
В кадре: девочка из детдома Саша (играет Анна Михайловская) приезжает в Москву, не поступает в институт и идет работать уборщицей в знаменитый Дом моделей на Кузнецком Мосту. Там красотку замечают, и неожиданно она становится звездой подиума. Девочка из провинции в советское время действительно могла так запросто поймать удачу за хвост?
Лёка Миронова:
– Такое могло быть. Консультанты Дома моделей приглашали девушек буквально с улицы, заметив подходящие для работы в этой профессии лицо и фигурку. При этом далеко не все обладали эталонными ныне параметрами 90–60–90. Напротив. Многие были маленького роста. Я, например, по сравнению с нынешними моделями среднего роста. Были модели даже с 56-м размером одежды. Часто бывало: по подиуму идут две стройные девушки, а между ними – полная красивая дама. Разным был и возраст сотрудниц – от 17 до 70 лет. Потому что главная задача профессии в наше время была – показать, что любая женщина, любой весовой категории и любого возраста может выглядеть красоткой. Кстати, попасть в мир моды не считалось такой уж удачей – обычная работа. А в материальном плане, я бы сказала, ниже среднего. Те же уборщицы получали 60 рублей в месяц, а манекенщицы – 76. Но уборщица могла еще подрабатывать, а мы – нет.
Анна Михайловская /
В кадре: против бедной Саши интригуют коллеги.
Лёка Миронова:
– У нас даже близко интриг не было. Мы работали при Доме моделей, штат укомплектован, никакой конкуренции. Наоборот, особо ленивые девушки могли и не выйти лишний раз на подиум, сказавшись больными, – а зачем, если зарплата и так идет? Это сейчас показов немного, поэтому воюют. Я бы, например, сейчас ни за что не стала работать моделью. Ведь надо бегать по кастингам, толкаться локтями, распихивая соперниц, а мне подобное поведение претит.
Лёка Миронова /
В кадре: за Сашей пытается ухлестывать влиятельный сотрудник КГБ. Но она ему отказывает, и он начинает мстить.
Лёка Миронова:
– Было. Мужчины, наделенные властью, во все времена убеждены: всё самое красивое в мире должно принадлежать им. Сколько сломанных женских судеб! Во время международных показов партийцы, приставленные следить за моральным обликом девушек, приходили в номера с вином. А получая от ворот поворот, начинали мстить. Строчили анонимные кляузы, обвиняя девочку, давшую отставку, в шпионаже и связях с врагами СССР. Я и сама попала под этот прессинг, когда отказала одному большому человеку, а потом полтора года сидела без работы. Меня грозились посадить за тунеядство, выселить из Москвы и даже камнем пристукнуть. Но я не сломалась. И мне не стыдно ни за секунду своей жизни.
Лёка Миронова и Вячеслав Зайцев /
В кадре: жизнь манекенщицы трудна, но, пройдя испытания, можно обрести счастье.
Лёка Миронова:
– Современным женщинам и матерям, мечтающим отдать своих дочерей в модельный бизнес, скажу: не надо этого делать. Трудностей и боли, которые выпадают на долю манекенщиц, не пожелаешь и врагу.
Фото пресс-службы «Первого канала», vk.com, Legion-Media