Система эллинистических государств. Завоевание их Римом Со времени походов Александра Македонского на восток для народов значительной части Средиземноморья, Египта, Малой и Передней Азии и прилегающих районов, южных частей Средней и части Центральной Азии до нижнего

Глава 6 Завоевание Италии Стремительность наступления прямо пропорциональна степени подготовленности к войне. Шесть лет прошло с тех пор, как Константин покинул Йорк. Если нам нужны какие-то доказательства того, что его италийская кампания задумывалась и готовилась

Римское завоевание

Отношения, основанные на взаимной терпимости, которые, несомненно, устраивали как Рим, так и катувеллаунов, были, однако, не по нраву остальным кланам бриттов. Они начали портиться, когда Тиберия сменил неуравновешенный Гай (Калигула). В определенный момент этого периода Кунобелин изгнал из страны одного из своих сыновей, который в конце концов нашел убежище у императора, официально став его подданным. Гай не только заявил о том, что Британия сдалась, но и отдал приказ о наступлении. Впоследствии он отменил его, но особенно важно отметить, что сделано это было в самый последний момент. Уже была проведена «штабная работа», осуществлен весь сложный процесс развертывания сил для наступления, которое готовилось как серьезная операция, а не обычные маневры; римлянам напомнили о деле, давно ожидавшем завершения. Все было готово; нужна была только более твердая рука.

После убийства Гая на трон в обход всех формальностей взошел Клавдий, приходившийся убитому дядей; ранее императорская семья не принимала его всерьез, ошибочно считая слабоумным. В действительности же он обладал здравомыслием, его оригинальность граничила с эксцентричностью, он проявлял прямо-таки профессиональный интерес к истории и с глубоким почтением относился к римской традиции. Клавдий стал свидетелем серьезного военного мятежа, поднятого вскоре после его восшествия на престол, и он не мог не понимать, как важно утвердить свою репутацию в войсках и завоевать уважение в Риме. Такой человек, как Клавдий, просто не мог упустить шанс стяжать военную славу, который предоставляла ему Британия, и не только осуществить вторжение, от чего отказались Август и Гай, но и превзойти самого Юлия Цезаря. Ничто не могло послужить лучшим способом укрепления собственной и фамильной репутации.

Нашелся и соответствующий повод - такой, на который впоследствии можно было сослаться и который давал стратегическое обоснование нападению. К тому времени Кунобелин уже умер, и правление приняли два его воинственных сына - Каратак и Тогодумн. Таким образом, путь в Британию с востока был ненадежным. На юге из-за постоянных неурядиц от первоначального королевства Тинкомма остался лишь жалкий клочок на побережье; эта дорога тоже оказалась закрытой, после того как в результате внутреннего переворота был изгнан брат Тинкомма, Верика. Последний, следуя веяниям времени, тоже нашел убежище у императора. Казалось, вся Британия становилась враждебной к Риму, и под угрозой оказалась ее столь важная торговля с империей. Подобно Цезарю, Клавдий мог отозваться на просьбу о помощи со стороны одного из британских правителей.

Цезарь полагался на свой талант прирожденного полководца и преданность солдат, не один год прослуживших под его началом. Успехи новой постоянной армии, созданной Августом и его преемниками, хотя и зависели от полководца, но по большей части обеспечивались тщательным планированием и подготовкой, а также стабильностью основных компонентов этой армии. В то время легионы, представлявшие собой костяк армии, по-прежнему формировались исключительно из римских граждан; большинство солдат были жителями Италии. Однако постепенно колонии граждан, основанные в более старых провинциях вне Италии, тоже обязывались поставлять людей для военного дела. Каждый легион насчитывал чуть более 5 тыс. солдат, в основном тяжелой пехоты, усиленной небольшими группами кавалерии, катапультами и другими военными машинами. В состав легиона входили опытные ремесленники различных специальностей и административные работники. Кроме того, каждый легионер, от которого требовалось умение читать и писать, мог быть использован для решения целого ряда задач, стоявших перед правительством. В первой половине I в. н. э. «вспомогательные» подразделения из местных нерегулярных отрядов во главе с собственными вождями постепенно становились нерегулярными формированиями жителей провинций, в основном не римских граждан, но с римскими командирами. Эти формирования обычно состояли из 500 человек, пехотинцев, кавалеристов или тех и других, их статус и оплата были ниже, чем в легионах. В то же время как легионерам, так и участникам вспомогательных формирований была гарантирована крайне редкая в Древнем мире регулярная денежная плата, возможность карьеры и получения земельного надела после отставки. Образование, опыт и возможности самопродвижения, не говоря уже о самообогащении, делали армию одним из основных факторов социальной мобильности. Как действующие, так и отставные солдаты были влиятельными лицами в своих общинах. Участники вспомогательных формирований после отставки автоматически получали римское гражданство, а их сыновья имели возможность стать легионерами. Таким образом, эти формирования обеспечивали непрерывный процесс превращения неграмотных варваров в грамотных римских граждан и служили важным элементом системы ассимиляции новых народов в рамках империи.

Военные силы, собранные для отправки в Британию в 43 г. н. э., состояли из четырех легионов и примерно такого же количества вспомогательных войск; в целом около 40 тыс. человек. Перед лицом дисциплинированной военной машины британские силы сохраняли свои прежние черты. Профессиональные воины являлись аристократической прослойкой. Их излюбленным видом вооружения была боевая колесница, которую они использовали для быстрого попадания на поле боя и ухода с него; в управлении колесницами их возничие проявляли необычайное искусство. Достоверно неизвестно, какое положение занимали воины-кавалеристы: вероятно, это были люди, способные содержать собственную лошадь, однако неясно, было ли военное дело главным занятием их жизни. Основную часть армий бриттов составляло ополчение, набранное из крестьян. В отличие от римлян бритты носили мало доспехов или не носили их вовсе, полагаясь на быстроту, стремительность и длинные рубящие мечи. Прежде чем они могли приблизиться к римлянам, стоящим в боевом порядке, они теряли множество людей под тучами римских дротиков; в рукопашной схватке их длинные клинки были в невыгодном положении против сомкнутых рядов и коротких колющих мечей пехоты противника. Упомянутые успехи кельтских отрядов против римлян обычно достигались благодаря внезапным нападениям, засадам и подавлению атакованного неприятеля простым численным превосходством. Они редко могли противостоять римлянам на равных в заранее подготовленных битвах, и римские командующие стремились выдавить их на открытое пространство или запереть в собственных укреплениях, где они могли быть уничтожены с помощью осадных орудий либо принуждены к сдаче путем осады. Однако, возможно, самым главным недостатком сил бриттов по сравнению с римлянами было то, что крестьяне-ополченцы могли участвовать в боях лишь в течение ограниченного времени. Если их не отпускали домой, население начинало голодать. Напротив, система снабжения римской армии позволяла ей вести военные кампании столько времени, сколько отпускала погода, а также предоставляла возможность сооружать укрепленные и хорошо снабженные лагеря, в которых войска могли переждать зиму. Подобная система позволяла вести войну год за годом, а кроме того, обеспечивала всем необходимым гарнизоны, требовавшиеся для постоянной оккупации занятых земель. Вызывает удивление, что перед лицом такого противника бритты сопротивлялись так долго и упорно.

Вторжение столкнулось с отчаянным сопротивлением некоторых британских племен. Другие, вне всякого сомнения не слишком опечаленные падением гегемонии катувеллаунов в Южной Британии, легко сдались или присоединились к римлянам. Кампанию увенчали капитуляция одиннадцати британских королей и триумфальное вступление императора в Колчестер, ради которого он присоединился к передовым частям своего войска, укомплектованным боевыми слонами. Внешним выражением его восторга служили возрождение древнего обряда, некогда исполнявшегося победителями в Римской республике, и горделивое провозглашение расширения империи, в котором вновь фигурировало «завоевание Океана» (это не было пустой похвальбой: поначалу армия отказывалась плыть).

К 47 г. н. э. войска Клавдия заняли британские земли вплоть до Северна и Трента. Началось преобразование Британии в настоящую провинцию. Должность правителя обладала высоким статусом. Этот пост приберегался для бывших консулов; обязанности правителя включали в себя командование весьма значительным числом легионов. В первые полтора века существования Британской провинции при назначении ее правителя предпочтение обычно отдавалось особо отличившимся мужам. Это была не только военная служба, позволявшая создать себе имя: хотя мы никогда не получим цифр, которые дали бы возможность сопоставить получаемые доходы с затратами на оборону и управление Британией, данная провинция считалась средоточием природных богатств до самого IV в. И действительно, к 47 г. уже началась эксплуатация британских залежей полезных ископаемых, что было одной из основных целей победоносной кампании (с этого времени серебряные рудники в Мендипсе разрабатывались под государственным контролем). Рим избежал бы больших трудностей и убытков, если бы ограничил завоевание уже контролируемой территорией, хотя римляне вряд ли смогли бы надолго обуздать свои амбиции, даже если бы воинственные и беспокойные племена Севера и Уэльса не угрожали мирному развитию Юга. Однако события следующих двух или трех лет заставили римлян избрать другой путь.

В соответствии с обычной римской практикой большинство административных обязанностей в провинциях как можно скорее перекладывались на плечи преданных людей из местных жителей. Похоже, в намерения Клавдия входило как можно более широкое привлечение «королей-клиентов» - наиболее выгодный способ в тех местах, где на них можно было положиться. Значительная часть Юга, в том числе бывшее королевство Верики, оказалась в руках некоего Когидубна, который мог и не быть британцем по рождению. Ицены из Норфолка получили статус «союзников», а на границе римских территорий с владениями Картимандуи, королевы бригантов (объединение многочисленных кланов, которые занимали большую часть Северной Англии), было достигнуто взаимопонимание в вопросе обороны провинции от нападений с Севера. Одним из примеров успешности такой политики стала выдача Картимандуей Клавдию беглеца Каратака; другим - нерушимая верность Когидубна, оказавшаяся жизненно важной в ходе более поздних потрясений, происшедших в Британии.

Ожидалось, что управление оставшейся частью провинции возьмут на себя главным образом племена, реорганизованные в римские общины (cititates ), из знати которых формировались советы и органы местного управления - фактически доморощенный вариант римского устройства, но зачастую с привлечением уже существующих общественных институтов. В придачу к этому на всю провинцию распространялись полномочия главного финансового секретаря Британии, именуемого procurator provinciae . Прокураторы провинции отчитывались непосредственно перед императором. Это было вполне естественно, поскольку они особо отвечали за земли Короны (император автоматически присваивал владения побежденных королей, а кроме этого, получал много земель по завещаниям или в результате конфискаций) и за государственные монополии; но они также надзирали за деятельностью правителей, императорских войск и судебных органов. Разногласия не были чем-то необычным и не всегда возникали без умысла.

Процесс, убедительно доказавший, что провинция не сохранится даже в пределах Юга, начался в 47 г. н. э., когда римляне ответили на набеги извне. В число предпринятых мер вошли не только ответные вылазки, но и разоружение британского населения провинции. Рано или поздно это должно было произойти, поскольку гражданскому населению империи запрещалось носить оружие, за исключением строго ограниченных случаев (красноречивое свидетельство безопасности повседневной жизни во времена Рима), но те, кто добровольно подчинился Риму, не ожидали, что эту меру применят и к ним. Ицены восстали и были жестоко подавлены: подлинное положение зависимых королевств сделалось очевидным. Следующим шагом стал вывод легиона, стоявшего в Колчестере, и замена его в 49 г. поселением римских ветеранов. Предполагалось, что город станет центром императорского культа - официального поклонения Риму и императорскому роду, отражающего лояльность провинции, - а ветераны призваны были служить защитой от возможного мятежа. Однако на деле Колчестер стал обычным городом, лишенным военного гарнизона. Видимо, в это же время был основан Лондон - в качестве порта. Возможно, с самого начала подразумевалось, что ему предстоит стать административным центром Британии. По всей вероятности, он возник в результате обдуманных действий, а не как случайное поселение торговцев (так полагали прежде). Теперь ведущая роль побережья Эссекса перешла к Темзе, было положено начало формированию системы расходящихся в разные стороны дорог с центром в Лондоне, разработанной в интересах управления, но очень скоро сделавшей этот город и деловым центром провинции.

Пятидесятые годы н. э. были десятилетием бурного развития городов. Только сельская местность не претерпела особых изменений, по крайней мере на первый взгляд, да и процесс всеобщего привыкания к денежному обороту развивался медленно. Тем не менее к 60 г. н. э., при правителе Светонии Паулине, которому почти удалось покорить беспокойные племена Северного Уэльса, провинция, казалось, прочно встала на путь прогресса. Что же пошло не так? Почему жители провинции во главе с давними друзьями Рима - иценами и триновантами - превратились в свирепую орду, стремящуюся уничтожить все следы пребывания римлян?

В нашем распоряжении находятся только римские свидетельства, но этого достаточно, чтобы обнаружить злоупотребления властью - от простой халатности до явных преступлений. Тацит в общих чертах описывает нрав британцев так: «Они не уклоняются от наборов в войско, столь же исправны в уплате податей и несении других налагаемых Римским государством повинностей, но только пока не чинятся несправедливости; их они не могут стерпеть, уже укрощенные настолько, чтобы повиноваться, но еще недостаточно, чтобы проникнуться рабскою покорностью» * Вину за события 61 г. нельзя возлагать только на прокуратора, которому традиционно отводится роль злодея в этой трагедии. Правитель несет свою долю ответственности, но на этом останавливаться нельзя. Вряд ли можно напрямую обвинять молодого Нерона, только что взошедшего на трон, поскольку на него влияли его «добрые» советники - префект претория Бурр и Сенека, философ и драматург. Очень похоже, что из них двоих Сенеке, как минимум, было известно о том, что творится в Британии, так как он неожиданно, в своей обычной жесткой манере, потребовал вернуть крупные суммы, которые он ссужал вождям британцев под большие проценты. В поступающих из Британии отчетах могли быть сообщения о беспорядках, которые делали такие капиталовложения рискованными. Дальнейшие действия только раздули пламя. Существовало два источника недовольства, видные на примерах, соответственно, иценов и триновантов. На случай своей смерти одни из «клиентов», король иценов Прасутаг, муж Боудикки, отписал половину своих владений императору, ожидая, что это обеспечит безопасность его королевству и семье. Однако чиновники прокуратора и правителя расценили это как безоговорочную капитуляцию противника. Имущество короля было конфисковано, знать изгнана из своих поместий, а налоги увеличены. Тринованты страдали от иной несправедливости. На их знать легла вся тяжесть забот об отправлении императорского культа, призванного способствовать лояльности императору, в то время как римские колонисты, которых недвусмысленно поддерживали военные, захватывали земли знати и обращались с нею с презрением. Она (вероятно, как и аристократия других civitates ) оказалась перед лицом разорения, и, когда сделанные Клавдием пожалования были изъяты, а Сенека потребовал назад свои займы, это стало для нее последним ударом. По иронии судьбы императорский культ, центр которого находился в храме божественного Клавдия в Колчестере, стал главным объектом ненависти британцев.

В ответ на протесты Боудикки ее выпороли, а над ее дочерьми надругались. Подняв свое племя и соседей-триновантов, увлекая за собой жителей других civitates (но точно не Когидубна), она пронеслась по Южной Британии, предав огню Колчестер, Лондон и Веруламий (близ Сент-Олбанса), подвергая пыткам всех римлян и сочувствующих им, кого только смогла захватить, и наголову разгромив немногочисленные римские отряды, оставленные в этой части страны. Правитель с трудом избежал полного развала провинции. После решающей победы, одержанной в бою, его возмездие было еще более суровым. Какое-то время казалось, что теперь Британская провинция парадоксальным образом будет разрушена руками римлян. И действительно, Нерон (предположительно ранее, но возможно, что именно в тот момент) склонялся к окончательному уходу римлян из Британии. В конце концов провинцию спасли два фактора: вмешательство нового прокуратора провинции - Классициана, выдающегося человека галльского происхождения, и отзыв правителя в Рим.

В течение десяти лет после восстания Боудикки Британия приходила в себя - процесс воистину важный, но лишенный внешнего блеска. Есть некоторые свидетельства того, что при последнем правителе, назначенном Нероном, он начал ускоряться. Однако в 69 г. («год четырех императоров») на всей территории Империи разразилась гражданская война, которая воскресила призрак полководцев, сражавшихся за свое господство. Тем не менее положительным итогом войны стало появление сильной новой власти в лице императоров из династии Флавиев. Для Британии это означало возрождение провинции и усиление влияния Рима. Как сказал Тацит, «блестящие полководцы, превосходное войско, померкшие надежды врагов» *.

Пока римский мир раздирала гражданская война, очередная усобица среди бригантов стоила Картимандуе ее королевства и привела к вмешательству римских войск. На севере Британии больше не было безопасно. Прежняя политика сохранения зависимых королевств, уже поставленная под сомнение восстанием Боудикки и предыдущими волнениями бригантов, окончательно изжила себя. Не прошло и нескольких лет, как даже Когидубн был, по-видимому, отправлен на пенсию в Фишборн, на свою роскошную виллу. К 83 или 84 г. сменяющие один другого первоклассные правители продвинули римские войска далеко на север Шотландии и разместили гарнизоны на подступах к Хайленду; процесс романизации шел полным ходом. Описывая деятельность своего тестя Агриколы, Тацит использует выражения, которые характеризуют эпоху Флавиев в целом.

«Рассчитывая при помощи развлечений приучить к спокойному и мирному существованию людей, живущих уединенно и в дикости и по этой причине с готовностью берущихся за оружие, он частным образом и вместе с тем оказывая поддержку из государственных средств, превознося похвалами усердных и порицая мешкотных, настойчиво побуждал британцев к сооружению храмов, общественных площадей и зданий (fora ) и частных домов (domus ). Соревнование в стремлении отличиться заменило собой принуждение. Больше того, юношей из знатных семейств он стал обучать свободным наукам, причем природную одаренность британцев ценил больше рвения галлов, и те, кому латинский язык совсем недавно внушал откровенную неприязнь, горячо взялись за изучение латинского красноречия, За этим последовало и желание одеться по-нашему, и многие облеклись в тогу. Так мало-помалу наши пороки соблазнили британцев, и они пристрастились к помещениям для собраний (porticus ), термам и изысканным пиршествам. И то, что было ступенью к дальнейшему порабощению, именовалось ими, неискушенными и простодушными, образованностью и просвещенностью» **.

В определенном смысле эта урбанизация не достигла полного успеха при Флавиях. Основа более стабильного развития городов была заложена в 122 г. благодаря личному посещению Британии императором Адрианом; тогда возобновилось осуществление прежних проектов и начались новые масштабные работы. Однако в целом период между 70 и 160 гг. - это столетие, когда Британия действительно стала римской, и в ней появились устойчивые признаки, свойственные части Империи. Включение в римскую государственную систему сопровождалось более или менее повсеместной передачей забот о текущих делах местной аристократии, которая сменила королей-клиентов. Важнейшей целью подобной политики было завоевать расположение знати, доверие которой было катастрофически подорвано в правление Нерона, и именно в таком контексте следует читать Тацита.

Данные археологических раскопок позволяют увидеть полномасштабное развитие больших и малых городов Римской Британии в конце I - начале и середине II в. Административные центры общин (civitates ) совпадали с гражданскими: форум и базилика обеспечивали место для рынка, суда, городских служб и совета; публичные бани служили средоточием общественной жизни и отдыха в римском мире; водопроводные сооружения; монументы в честь особо отличившихся лиц имперского и местного значения, а также во многих случаях театры и амфитеатры. Особое значение этим археологическим свидетельствам придает то обстоятельство, что в империи подобное благоустройство обычно оплачивали влиятельные местные жители (как члены местных советов либо индивидуально), а не государство или император. Сильный неофициальный покровитель со связями в округе мог помогать городу пожертвованиями или действовать в его интересах при Дворе. И только в редких, сулящих широкий отклик случаях участие в благоустройстве принимал император - лично или через своих представителей.

Рост городов не мог, разумеется, обеспечиваться только немногочисленной местной знатью, усвоившей римский образ жизни. Тот факт, что оживление городов сопровождалось появлением в сельской местности множества вилл - пока еще в основном скромных, но комфортабельных домов римского типа, часто заменявших туземные усадьбы, - указывает на то, что знать сохранила связь с землей. Вероятнее всего, она проводила большую часть времени в своих поместьях, а рядом с ними преуспевало множество обычных земледельцев. К тому же в этот период ветеранов, вышедших в отставку, селили в основном в нескольких городах, основанных специально для их размещения: Колчестере, Линкольне и Глостере. Расцвет городов в целом равным образом обусловлен, согласно хорошо подтвержденным источникам, формированием слоя горожан, который составляли чиновники, лица различных профессий, торговцы и ремесленники.

Некоторые из этих людей, особенно в среде ремесленников и торговцев, были переселенцами или гостями из других частей Империи, а многие чиновники служили в провинции лишь короткий срок. Тем не менее население Римской Британии оставалось по преимуществу кельтским. Ряды римской армии все больше пополнялись из числа жителей провинций, в которых квартировали подразделения; и так постепенно бритты, лишенные, как и большинство их собратьев, преимуществ римского гражданства, стали вступать в армию и потом имели право, как подобало ветеранам в отставке, получать гражданство и значительные привилегии, становясь тем самым заметной частью ядра возникающего романизированного общества. В городах хозяева вовлекали своих рабов в деловые предприятия, а распространенный римский обычай отпускать рабов на свободу или разрешать им выкупаться из рабства служил приумножению числа искусных работников и пополнению рядов предпринимателей. Каково бы ни было положение сельских тружеников, образованную и квалифицированную часть общества отличала социальная мобильность. В то время как большая часть рядового населения Британии оставалась на земле - и мы обязаны помнить о том, что ремесленное производство было в основном сосредоточено в сельской местности, - города Ранней Империи становились центрами общественной жизни, обмена и обслуживания для земледельческой округи, предоставляя широкие возможности для продвижения по социальной лестнице.

Возобновление угасших было начинаний Флавиев при Адриане имело, таким образом, большое значение. Но влияние Адриана на судьбу Провинции было велико и в другом смысле. Энергичный человек с сильным характером, он провел большую часть правления в разъездах по провинциям. Один из немногих императоров, он сознательно воспротивился традиции расширения Империи. Он не пользовался популярностью у римской аристократии, а многие из его предприятий удалось осуществить лишь отчасти, по вине ли оппозиции или из-за ошибок в расчетах - не всегда ясно. В Британии было, как минимум, три подобных примера. Стену Адриана возвели вдоль линии, за которую в течение тридцати лет (после того, как продвижение на Север достигло крайней точки) была поэтапно отведена римская армия - отчасти из-за того, что войска были нужны повсюду, отчасти по причине серьезных неудач местного значения. Такая политика соответствовала присущей Адриану склонности к ограничению империи, а возведение Стены было блестящей и оригинальной идеей. Тем не менее тщательное изучение раннего периода ее сооружения обнаруживает ряд примечательных изменений в планах при Адриане, а затраты и время, которых потребовало ее завершение, во много раз превзошли первоначальные расчеты. Подобным же образом сельскохозяйственное освоение болот Фенландов в Восточной Англии повлекло за собой масштабные работы по мелиорации, и все же многие земледельческие хозяйства пришли в упадок всего несколько лет спустя. Лондон при Адриане также стал свидетелем сноса прочных форума и базилики, построенных при Флавиях, которые заменили на комплекс зданий вдвое большего размера. Адриан помогал городам в возведении общественных сооружений в Галлии и других краях. В Лондоне эти работы, вероятно, были связаны с его личным пребыванием там в ходе поездки в Британию в 122 г.; примерно в это же время они сопровождались возведением капитальных городских укреплений - событие, практически не имеющее параллелей в других городах Империи за пределами Рима. Но, когда в более поздний период правления Адриана по Лондону пронесся мощный пожар, серьезных попыток заново отстроить уничтоженные огнем районы сделано не было, а в последние годы II в. Лондон обнаруживает признаки надвигающегося упадка.

Пограничная линия, сооружения Адрианом от реки Тайн до Солуэй-Ферт, в общих чертах обозначает пределы, в которых располагалась Провинция на протяжении большей части ее истории. Тем не менее после Адриана были совершены один за другим еще три завоевательных похода на Север, двумя из которых руководили сами императоры, а римские гарнизоны еще долго стояли и за чертой Стены Адриана; эта территория находилась под определенным контролем. Более того, за месяц до смерти Адриана в 138 г. был готов план нового вторжения в Шотландию, а к 142 г. войска его преемника Антонина Пия, человека в целом не воинственного, совершили, подобно армии Клавдия, ряд важных завоеваний в Британии. В руках римлян оказалась Шотландия вплоть до залива Ферт-оф-Тей; началось создание новой, менее протяженной и более скромно отстроенной линии пограничных укреплений от Форта до реки Клайд. Искусно выполненные из камня барельефы, установленные вдоль укрепления, которое известно нам как Стена Антонина, служат свидетельством атмосферы уверенности, свойственной периоду, которому предстояло стать последним в беспрепятственном продвижении власти Рима.

В ранний период правления династии Антонинов развитие городов и сельской местности достигло своей первой вершины. Принято считать, что и Империя в целом переживала золотой век, наслаждаясь спокойствием и процветанием. Британия в полной мере освоила экономическую систему Ранней Империи, основанную на денежном обращении и развитой, полномасштабной торговле между отдаленными землями. В сфере культуры доминировали римские обычаи, классическое искусство и декоративное мастерство были восприняты повсюду. Вероятно, с точки зрения истории наиболее существенное культурное воздействие на британцев времен римского завоевания оказало введение новых видов изобразительного искусства, особенно скульптуры, фресковой живописи и мозаики; однако римские традиции сказались и во множестве более скромных отраслей искусства и Ремесла - в ювелирном и гончарном деле, производстве всевозможной домашней утвари. Лишь немногие из лучших произведений искусства Римской Британии сопоставимы с искусством, скажем, Южной Галлии, но существуют и такие. Тем не менее образцов среднего уровня довольно много, и совершенно очевидно, что изделия массового производства были широко распространены. В первую очередь именно они, а не несколько сохранившихся произведений искусства проливают свет на революцию в повседневной жизни, которая произошла по сравнению с доримскими временами, с железным веком. Одна только римская керамика указывает на существование «общества расточителей», в корне отличающегося от того, что было раньше или пришло на смену.

Однако наиболее красноречивым свидетельством ассимиляции римлян и аборигенов является религия, поскольку она затрагивает самые глубокие пласты сознания. В религиозном отношении Римская Британия представляла собой настоящий калейдоскоп: от обрядов, официально отправлявшихся в римском государстве, - поклонения Юпитеру, Юноне и в особенности Минерве, - недавно введенного культа императоров и множества верований, завезенных из других краев, до местных кельтских культов. Люди, прибывшие из-за моря, часто сохраняли приверженность излюбленным обычаям: греческая жрица Диодора на своем языке посвятила алтарь в Корбидже полубогу Гераклу Тирскому; воины из Нидерландов возвели в Хаусстидз у Стены Адриана жертвенники в честь Аласиаги, Баудихиллы, Фриагабис, Беды и Фиммилены - богинь их родины. Но для нас особую важность имеет объединение, слияние римских и кельтских божеств. Это был трудный и ненадежный путь, поскольку представления кельтов о своих божествах были гораздо менее определенными, чем у римлян, но процесс шел повсеместно. То, что восприятие римского влияния не было всего лишь поверхностным, становится очевидным на примере, скажем, крупного комплекса в Бате, включавшего в себя храм и бани, - его алтарь был возведен в честь Минервы Сулис (местный дух горячего источника слился воедино с римской богиней мудрости) гаруспиком Луцием Марцией Мемором. В обязанности гаруспиков входило предсказание будущего по внутренностям жертвенных животных. Этот древний и глубоко почитаемый обычай восходит к наиболее ранним следам влияния этрусков на римскую религию, но здесь он имеет отношение к наполовину кельтскому божеству. На острове Хейлинг главная усыпальница доримского железного века - скорее всего, имеющая непосредственное отношение к правлению Верики - была постепенно перестроена с использованием римских материалов, архитектора же Когидубн, возможно, выписал из Римской Галлии. Это особенно яркий пример в ряду многочисленных пышных усыпальниц (известных археологам как «романо-кельтские храмы»), которые были обнаружены по всей Британии, Галлии и Римской Германии, и прекрасный образец того, как с помощью римских архитектурных приемов передаются более ранние представления, присущие кельтам. Их можно опознать с первого взгляда: обычно в плане они образуют квадрат, круг или многоугольник, напоминают коробку, окруженную несколькими рядами галерей, и часто расположены внутри замкнутой ограды, которая иногда могла служить защитой священной земли с доримских времен.

На гораздо менее официальном уровне мы обнаруживаем в Вирдейле офицера конницы, который благодарит Сильвана (кельтский сельский бог в римской личине) за «великолепного вепря, какого прежде никому не удавалось добыть», или двух дам, которые возвели в Грета-Бридж алтарь в честь местной нимфы. Искренняя вера в то, что в каждой местности есть свое божество, типична как для кельтов, так и для римлян. Римлянам не стоило никакого труда признать эти местные божества завоеванных ими земель. Более того, они кажутся всерьез озабоченными тем, чтобы выяснить их имена и оказать им почести - хотя бы в качестве меры предосторожности. Более мрачной стороной была вера в призраков и необходимость умиротворять их. Тут мы достигаем самой сердцевины римской религии, очень близкой бриттам, - анимистической веры в существование особых духов домашнего очага, дома, семьи, предков, мест и предметов за пределами дома, веры, которая восходит к временам гораздо более ранним, нежели официальное приятие классических богов Олимпа. Данные археологии указывают на элемент черной магии в виде письменных проклятий, иные из которых даже сейчас невозможно читать без отвращения. На свинцовой пластине из Клотхолла близ Бэлдока написано задом наперед (распространенный прием в магии): «Сим проклинается Тацита, и проклятие сие заставит ее гнить изнутри, словно испорченную кровь». Определенно не является простой случайностью то, что после раскопок храма в Ули (Глостершир) количество табличек с проклятиями, известными по всему римскому миру, почти удвоилось. Классические источники гласят, что бритты были поглощены соблюдением обрядов. Особенность римского влияния проявилась в том, что римляне ввели новые художественные и архитектурные приемы для выражения религиозного чувства и письменный язык, позволивший зафиксировать эти чувства в ясной и долговечной форме. Религиозные обычаи римлян, по духу схожие с римским правом, предусматривали точное исполнение каждого действия и слова. Дотошность, с которой романобританцы формулировали свои посвящения и проклятия, показывает родство и неразрывную связь новых возможностей - передача словесных формул на письме - с их собственными обрядовыми склонностями.

После вторжения в Шотландию Антонин Пий больше не предпринимал никаких военных действий в пределах римского мира, но с 60-х годов II в. ситуация начала меняться. Около 158 г. в Британии произошли какие-то тревожные события. Есть свидетельства того, что пришлось подавлять мятеж бригантов (вероятно, ставший возможным вследствие опрометчивого сокращения численности стоявших там войск ради оккупации Южной Шотландии); похоже, что даже Стена Антонина была на какое-то время утрачена. За кратковременной оккупацией Шотландии, вероятно в результате карательного похода (хотя хронология этого периода особенно туманна), последовало окончательное возвращение к Стене Адриана. В правление следующего императора, Марка Аврелия, давление варваров на границы Империи в целом стало по-настоящему серьезным. Инициатива ускользала из рук Рима, хотя он еще столетия не желал признавать это.

Путешественнику, приехавшему с континента, сразу бросилась бы в глаза одна характерная черта, резко отличавшая Британию от Северной Галлии, во многих отношениях развивавшейся параллельно с нею (если не брать в расчет того, что Британия находилась под властью римлян на сто лет меньше). Постоянное присутствие военных заставило бы его заподозрить, что первоочередной задачей британских правителей была оборона: здесь находились три легиона, два - на Западе, в крепости Честера и в Карлеоне (Южный Уэльс), и один - на Севере, в Йорке, а также многочисленные вспомогательные части, в основном поглощенные удерживанием номинально усмиренных племен по ту сторону цепи холмов на границе Провинции - с помощью сети крепостей и патрулируемых дорог. На Юге наиболее заметной особенностью были городские стены. Постройка этих стен не была (в отличие от других эпох) единовременной мерой, вызванной конкретной опасностью. Это был неторопливый процесс, начавшийся в I в. в таких городах, как Уинчестер и Веруламий, и все еще продолжавшийся в 70-х годах III столетия. К началу II в. в трех престижных колониях были стены, и дух состязания между городами, по-видимому, пробудился повсюду. Тем не менее должна была существовать достаточно веская причина, для того чтобы перевесить неохоту, с которой римские императоры давали разрешение на строительство укреплений, где могли обосноваться их враги или мятежники (за стены платили местные жители, но требовалось согласие императора); к тому же эта причина должна была иметь постоянный характер, чтобы процесс возведения стен продолжался даже после того, как британцы несколько раз бросали серьезный вызов властям. Отсутствие укреплений на виллах вело к беспорядкам в сельской местности и заставляло опасаться крестьянского восстания, Причина могла быть обусловлена тем же фактором, который заставлял держать легионы в Провинции, а вспомогательные части - там, где их поставили: осознание угрозы варварского вторжения извне и волнения в горных районах самой Провинции. Города, стоявшие на главных дорогах, представляли собой очевидную цель для варваров и военных отрядов на марше. В Древнем мире городские стены были более или менее неприступными, за исключением тех случаев, когда в дело вступало войско, оснащенное передовой боевой техникой и всем необходимым для длительной осады, или когда у нападающих были друзья в городе. Таким образом, городские стены служили превосходной защитой от диких племен, а их обилие в Британии показывает, что угроза с той стороны была гораздо более серьезной, нежели за рубежом, в Галлии.

Однако постройка стен занимала много времени, а порой нужно было быстро принять меры. Признаком надвигающегося кризиса было появление примерно во второй половине II в. земляных укреплений на подступах к множеству городов Британии. Например, в Сиренсестере земляной вал соединил уже построенные массивные каменные ворота и башни, словно необходимость заставила прервать неторопливое возведение укреплений по первоначальному плану и немедленно привести оборонительные сооружения в боевую готовность. Среди многочисленных вариантов объяснения причин этого кризисного периода наиболее вероятным представляется восстание на Севере около 180 г., которое сопровождалось варварским вторжением через границу, повсеместным ущербом и гибелью римского военачальника. Менее правдоподобным объяснением кажутся претензии правителя Британии Клодия Альбина на императорский трон в 193–197 гг.

6. БИБЛЕЙСКОЕ ЗАВОЕВАНИЕ ЗЕМЛИ ОБЕТОВАННОЙ - ЭТО ОРДЫНСКО-АТАМАНСКОЕ = ТУРЕЦКОЕ ЗАВОЕВАНИЕ ПЯТНАДЦАТОГО ВЕКА 6.1. ОБЩИЙ ВЗГЛЯД НА ИСТОРИЮ БИБЛЕЙСКОГО ИСХОДА Всем хорошо известна библейская история исхода 12 израильских колен из Египта под предводительством пророка