А.А. Фет - один из выдающихся русских поэтов XIX века. Он открыл нам поразительный мир красоты, гармонии, совершенства, Фета можно назвать певцом природы Приближение весны и осеннее увядание, душистая летняя ночь и морозный день, раскинувшееся без конца и краю ржаное поле и густой таинственный лес - обо все этом он пишет в своих стихах. Природа у Фета всегда спокойная, притихшая, она как будто замерла. И в то же время она удивительно богата звуками и красками и живет своей жизнью:
Я пришел к тебе с приветом,
Рассказать, что
Солнце встало,
Что оно горячим светом
По листам затрепетало.
Рассказать, что лес проснулся,
Весь проснулся, веткой каждой,
Каждой птицей встрепенулся
И весенней полон жаждой…
Изображение природы у Фета наполнено зачаровывающей романтикой:
Что за звук в полумраке вечернем?
Бог весть –
То кулик простонал или сыч,
Расставанье в нем есть и страданье в нем есть,
И далекий неведомый клич.
Точно грезы больные бессонных ночей
В этом плачущем звуке слиты…
Природа у Фета живет своей собственной таинственной жизнью, а человек может к ней быть причастен только на вершине
Своего духовного развития:
Целый день спят ночные цветы,
Но лишь солнце за рощу зайдет,
Раскрываются тихо листы,
И я слышу, как сердце цветет.
Со временем в стихах Фета находим все больше параллелей жизни, природы и человека, Ощущение гармонии наполняет строки поэта:
Солнца уж нет, нет и дня неустанных стремлений,
Только закат будет чуть зримо гореть;
О, если б небо сулило без тяжких томлений
Так же и мне, оглянувшись на жизнь, умереть!..
Красота и естественность поэзии Фета совершенны, его стихи выразительны и музыкальны. «Это не просто поэт, а скорее поэт – музыкант». - говорил о нем П.И. Чайковский.
Поэт передает в своих стихах «благоухающую свежесть чувств», навеянных природой. Его стихи проникнуты радостным настроением, счастьем любви Даже самые малейшие движения человеческой души не ускользают от внимательного взгляда поэта - он необычайно тонко передает все оттенки переживаний человека:
Шепот, робкое дыханье,
Трели соловья,
Серебро и колыханье
Сонного ручья,
Свет ночной, ночные тени,
Тени без конца
Ряд волшебных изменений
Милого лица
В дымных тучках пурпур розы,
Отблеск янтаря,
И лобзания, и слезы
И заря, заря!..
Лирика этого интереснейшего поэта вечна благодаря отражению в ней чувств и переживаний, которые испытывает человек, не лишенный чувства прекрасного Стихотворения Фета трогают самые сокровенные струны души, предают нам ощущение удивительной гармонии окружающего мира.
В русской поэзии трудно найти поэта более «мажорного», чем Афанасий Афанасьевич Фет (1820—1892). Это поэзия жизнеутверждающей мощи , которой напоен каждый звук, первозданной свежести и благоухания. Поэзия Фета ограничена узким кругом тем. В ней отсутствуют гражданские мотивы, социальные вопросы. Суть его взглядов на назначение поэзии в выходе из мира страданий и печали окружающей жизни — погружение в мир красоты. Именно красота — главный мотив и идея творчества великого русского лирика. Красота, явленная в поэзии Фета, — стержень бытия и мира. Тайны красоты, язык ее созвучий, ее многоликий образ и стремится воплотить поэт в своих творениях. Поэзия — храм искусства, а поэт — жрец этого храма.
Особенности тематики поэзии А. Фета
Основные темы поэзии Фета — природа и любовь, как бы слитые воедино. Именно в природе и любви, как в единой мелодии, соединены вся красота мира, вся радость и очарование бытия. В 1843 году появилось стихотворение Фета, которое по праву можно назвать его поэтическим манифестом:
Я пришел к тебе с приветом
Рассказать, что солнце встало,
Что оно горячим светом
По листам затрепетало;
Три поэтических предмета — природа, любовь и песня — тесно связаны между собой, проникают друг в друга, образуя фетовскую вселенную красоты. Используя прием олицетворения, Фет одушевляет природу, она у него живет: «лес проснулся», «солнце встало... затрепетало». И поэт полон жажды любви и творчества.
Импрессионизм в лирике А. Фета
Впечатления поэта о мире, окружающем его, передаются живыми образами. Фет сознательно изображает не сам предмет, а то впечатление, которое этот предмет производит. Его не интересуют детали и подробности, не привлекают неподвижные, законченные формы, он стремится передать изменчивость природы, движение человеческой души. Эту творческую задачу помогают решить своеобразные изобразительные средства: не четкая линия, а размытые контуры, не цветовой контраст, а оттенки, полутона, незаметно переходящие один в другой. Поэт воспроизводит в слове не предмет, а впечатление. С таким явлением в литературе мы впервые сталкиваемся именно в поэзии Фета. (В живописи это направление называется импрессионизмом.) Привычные образы окружающего мира приобретают совершенно неожиданные свойства.
Фет не столько уподобляет природу человеку, сколько наполняет ее человеческими эмоциями, так как предметом его поэзии становятся чаще всего именно чувства, а не явления, которые их вызывают. Часто искусство сравнивают с зеркалом, отражающим реальную действительность. Фет же в своих стихах изображает не предмет, а его отражение; пейзажи, «опрокинутые» в зыбкие воды ручья, залива, как бы двоятся; неподвижные предметы колеблются, качаются, дрожат, трепещут.
В стихотворении «Шепот, робкое дыханье...» быстрая смена статичных картин придает стиху удивительную динамичность, воздушность, дает поэту возможность изобразить тончайшие переходы из одного состояния в другое:
Шепот, робкое дыханье,
Трели соловья,
Серебро и колыханье
Сонного ручья,
Свет ночной, ночные тени,
Тени без конца,
Ряд волшебных изменений
Милого лица,
В дымных точках пурпур розы,
Отблеск янтаря,
И лобзания, и слезы,
И заря, заря!..
Без единого глагола, только краткими назывными предложениями, как художник — смелыми мазками, Фет передает напряженное лирическое переживание. Поэт не изображает подробно развитие взаимоотношений в стихах о любви, а воспроизводит лишь самые значимые минуты этого великого чувства.
Музыкальность поэзии А. Фета
Стихотворение «Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали...» напоминает пушкинское «Я помню чудное мгновенье...»:
Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали
Лучи у наших ног в гостиной без огней.
Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,
Как и сердца у нас за песнию твоей.
Это стихотворение навеяно пением Т. А. Кузьминской (сестры Софьи Андреевны Толстой), описавшей этот эпизод в своих воспоминаниях.
Стихи Фета необыкновенно музыкальны. Это чувствовали и композиторы, современники поэта. П. И. Чайковский говорил о нем: «Это не просто поэт, скорее поэт-музыкант...» Фет считал музыку высшим видом искусства и доводил свои стихи до музыкального звучания. Написанные в романсово-песенном ключе, они очень мелодичны, недаром целый цикл стихов в сборнике «Вечерние огни» Фет назвал «Мелодии». Воспевая красоту, Фет стремится «усилить бой бестрепетных сердец». В стихотворении «Одним толчком согнать ладью живую...» поэт так говорит о призвании «избранника»:
Одним толчком согнать ладью живую
С наглаженных отливами песков,
Одной волной подняться в жизнь иную,
Учуять ветр с цветущих берегов…
Особенности творческого пути
Рождение поэта сильно отразилось на его творческом пути. Отец Фета, богатый и родовитый Орловский помещик Афанасий Шеншин, будучи в германии тайно увёз от туда в Россию жену немецкого чиновника (Фет) Шарлоту. Вскоре шарлота родила сына будущего поэта, который получил имя Афанасий. Шарлота перешла в православие под именем Елизавета, и они венчались в церкви. Через много лет церковные власти раскрыли всё это, и в 15 лет он стал считаться не русским дворянином Шеншиным, а проживающим в России сыном немецкого чиновника Фета. Он лишился всех прав связанных с дворянством. Это его сильно потрясло. Лишь в 1873г. просьба о признании его сыном Шеншина была удовлетворена, но поэт решил сохранить своё имя Фет как литературное. Всё это сильно повлияло на его творческий путь. Чтобы «не убить себя», он сознавал в себе «человека гения» (по Шопенгауэру, философу) и «человека пользы», «Фета» и «Шеншина». Ненавидимое имя «Фет» оказалось связано с любимым искусством, а желанное и, всеми правдами и неправдами, достигнутое «Шеншин» - с той жизненной и житейской практикой, от которой сам так жестоко страдал:
Я между плачущих Шеншин,
И Фет я только средь поющих…
«Чистое искусство» Фета рождало бесконечную неудовлетворённость всем тем, чем жил «человек пользы» Шеншин. «Фет-Шеншин» - единство противоположностей были неразрывно и органически в нём связаны и сплетены. Музыка Чайковского крепко была связана с музой Фета. Чайковский, говоря о несомненной гениальности Фета, говорил о его таланте, как о необъяснимом явлении, ни социально, ни вообще никак.
Лирика
В личности Афанасия Фета удивительным образом сошлись два абсолютно разных человека: тёртый, битый жизнью практик и вдохновенный, неутомимый, буквально до последнего вздоха (а умер он в возрасте 72 лет), певец красоты и любви.
Незаконнорожденный сын мелкого немецкого чиновника, он лишился при этом статуса дворянского сына. Он пытался "выслужить" дворянство, но 13 лет армейской и гвардейской лямки ничего не дали. Тогда он женился по расчету на старой и богатой помещице, стал жестоким и прижимистым сельским хозяином- эксплуататором. Революционерам и даже либералам Фет никогда не сочувствовал и, чтобы достичь желаемого дворянства, долго и громко демонстрировал свои верноподданнические чувства. И только когда Фету было уже 53 года, Александр II изложил благоприятную резолюцию на его прошение. Доходило до смешного: если тридцатилетний Пушкин считал оскорблением пожалование ему царем камер-юнкерского звания (это придворный чин, обычно даваемый молодым людям до 20 лет), то этот русский лирик специально выхлопотал себе камер-юнкерство уже в 70 лет? И при этом Фет писал божественные стихи. Вот стихотворение 1888 года: «Полуразрушенный, полужилец могилы, О таинствах любви зачем ты нам поешь? Зачем, куда тебя домчать не могут силы, Как дерзкий юноша, один ты нас зовешь? Томлюся и пою. Ты слушаешь и млеешь. В напевах старческих твой юный дух живет. Цыганка старая одна еще поет.»
То есть буквально два человека жили в не самой приятной на вид, оболочке. Но какая сила чувства, мощь поэзии, какое страстное, юношеское отношение к красоте, к любви! Поэзия Фета недолго имела успех у современников в 40-е годы, а в 70 - 80-х годах это был успех весьма камерный, отнюдь не массовый. Но массам Фет был знаком, хотя они не всегда знали, что популярные романсы, которые они распевают (в том числе и цыганские) — на слова Фета. "О, долго буду я в молчаньи ночи тайной", "Какое счастие! и ночь и мы одни", "Сияла ночь. Луной был полон сад", "Давно в любви отрады мало", "В дымке-невидимке" и, конечно, "Я тебе ничего не скажу" и "На заре ты ее не буди" — вот лишь немногие стихотворения Фета, положенные на музыку разными композиторами. Лирика Фета тематически крайне бедна: красота природы и женская любовь — вот и вся тематика. Но какой огромной мощи достигает Фет в этих узких пределах. Вот стихотворение 1883 года:
«Только в мире и есть, что тенистый
Дремлющих кленов шатер.
Только в мире и есть, что лучистый
Детски задумчивый взор.
Только в мире и есть, что душистый
Милой головки убор.
Только в мире и есть этот чистый,
Влево бегущий пробор"
Это своеобразная онтология (философское учение о бытии) Фета, хотя философской его лирику назвать трудно. Мир поэта очень узкий, но какой же прекрасный, полный изящества. Грязь жизни, проза и зло жизни не проникали в его поэзию никогда. Прав ли он в этом? Видимо, да, если видеть в поэзии искусство по преимуществу. Красота и должна быть главным в ней. Гениальна лирика природы Фета: "Я пришел к тебе с приветом", "Шепот. Робкое дыханье", "Какая грусть! Конец аллеи", "Это утро, радость эта", "Жду я, тревогой объят" и множество других лирических миниатюр. Они разнообразны, непохожи, каждая являет собой неповторимый шедевр. Но есть общее: во всех них Фет утверждает единство, тождество жизни природы и жизни человеческой души.
В своей лирике природы Фет выступает как антинигилист: если для тургеневского Базарова "природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник", то для Фета природа — единственно храм, храм и фон прежде всего любви, роскошная декорация для тончайших сюжетных изгибов любовного чувства, а во-вторых, храм для вдохновения, умиления и молитвы красоте. Если любовь для Пушкина была проявлением высшей полноты жизни, то для Фета любовь есть единственное содержание человеческого бытия, единственная вера. Эту мысль он утверждает в своих стихах с такой силой, что заставляет усомниться, не язычник ли он. У него и сама природа любит — не вместе, а вместо человека ("В дымке-невидимке"). В то же время вполне в христианском духе Фет считает человеческую душу частицей небесного огня, божьей искрой ("Не тем, господь, могуч, непостижим"), ниспосланной человеку для откровений, дерзаний, вдохновения ("Ласточки", "Учись у них — у дуба, у березы").
Удивительны поздние стихи Фета, 80 - 90-х годов. Дряхлый старик в жизни, в поэзии он превращается в горячего юношу, все мысли которого об одном — о любви, о буйстве жизни, о трепете молодости ("Нет, я не изменил", "Моего тот безумства желал", "Люби меня! Как только твой покорный", "Еще люблю, еще томлюсь").
Разберем стихотворение "Я тебе ничего не скажу", датированное 2 сентября 1885 года. В нем выражена часто встречающаяся у романтиков мысль о том, что языком слов нельзя передать жизнь души, тонкости чувства. Поэтому любовное свидание, как всегда, в окружении роскошной природы, (открывается молчанием: "Я тебе ничего не скажу..."). Романтики не доверяли языку слов как средству выражения души человека, тем более поэта. Впрочем, назвать Фета романтиком затруднительно: очень уж он "земной".Тем не менее, уделом героя стихотворения остается "молча твердить" слова любовного признания. И этот оксюморон (сочетание контрастных по смыслу слов) становится главным словесно-художественным образом стихотворения. Но все-таки, почему он молчит? Какая мотивировка дается этому? Вторая строка уточняет: "Я тебя не встревожу ничуть". Да, как свидетельствуют другие стихотворения, его любовь может и встревожить, взволновать девственную душу его избранницы своими "томленьями" и даже "содроганьями".
Есть и другое объяснение, оно в последней строке второй строфы: его "сердце цветет", подобно ночным цветам, о которых сообщается в начале строфы. Вот тождество человеческой души и природы, выраженное, как и во многих других произведениях Фета, с помощью особого художественного приема, называемого психологическим параллелизмом. К тому же грудь, т. е. вместилище эмоционально-духовного начала, героя "больная, усталая" (первая строка третьей, последней строфы). "Я дрожу" — от ночного ли холодка или от каких-то внутренних душевных причин. И поэтому конец стихотворения зеркально повторяет начало: "Я тебя не встревожу ничуть, / Я тебе ничего не скажу". Трехстопный анапест стихотворения звучит напевно: "Я тебе ничего не скажу", — неоднократно вдохновляло многих композиторов. Стихотворение привлекает тонкостью и изяществом выраженных в нем чувств и естественностью, негромкой простотой их словесного выражения.
Творчество Афанасия Афанасьевича Фета (1820 - 1892) - одна из вершин русской лирики. Фет - поэт великий, поэт гениальный. Сейчас в России нет человека, который не знал бы стихотворений Фета. Ну, хотя бы "Я пришел к тебе с приветом" или "На заре ты ее не буди…" В то же время действительного представления о масштабах этого поэта многие не имеют. Представление о Фете искажено, начиная даже с внешнего облика. Кто - то злонамеренно постоянно тиражирует те портреты Фета, которые были сделаны в период его предсмертной болезни, где лицо его страшно искажено, распухшие глаза - старик в состоянии агонии. Между тем Фет, как видно из портретов, сделанных в период его расцвета, и человеческого и поэтического, - был самым красивым из русских поэтов.
Драма связана с тайной рождения Фета. Осенью 1820 года его отец Афанасий Неофитович Шеншин увез из Германии жену чиновника Карла Фёта в своё родовое поместье. Через месяц родился ребёнок и был записан сыном А.Н. Шеншина. Незаконность этой записи обнаружилась, когда мальчику было 14 лет. Он получил фамилию Фет и в документах стал называться сыном иностранного подданного. А. А. Фет много усилий потратил на то, чтобы вернуть фамилию Шеншина и права потомственного дворянина. До сих пор до конца не разгадана тайна его рождения. Если он сын Фета, то его отец И. Фет был двоюродным дедушкой последней русской императрицы.
Загадочна и жизнь Фета. Про него говорят, что в жизни он был гораздо прозаичней, чем в поэзии. Но это связано с тем, что он был замечательный хозяин. Написал небольшой томик статей об экономике. Из разоренного имения сумел создать образцовое хозяйство с великолепным конным заводом. И даже в Москве на Плющихе в его домике был огород и оранжерея, в январе созревали овощи и фрукты, которыми любил угощать гостей поэт.
В связи с этим о Фете любят говорить как о человеке прозаическом. Но на самом деле и происхождение его таинственное и романтическое, и его смерть загадочна: эта смерть и была, и не была самоубийством. Фет, мучимый болезнью, наконец, решил покончить с собой. Отослал жену, оставил предсмертную записку, схватил нож. Воспользоваться им помешала секретарь. А поэт умер - умер от потрясения.
Биография поэта - это, прежде всего его стихи. Поэзия Фета многогранна, основной её жанр - лирическое стихотворение. Из классических жанров встречаются элегии, думы, баллады, послания. Как "оригинальный фетовский жанр" можно рассматривать "мелодии"" - стихотворения, которые представляют собой отклик на музыкальные впечатления.
Одно из ранних и самых популярных стихотворений Фета - "Я пришёл к тебе с приветом":
Я пришёл к тебе с приветом,
Рассказать, что солнце встало, что оно горячим светом
По листам затрепетало;
Рассказать, что лес проснулся,
Весь проснулся, веткой каждой,
Каждой птицей встрепенулся
И весенней полон жаждой…
Стихотворение написано на тему любви. Тема старая, вечная, а от стихотворений Фета веет свежестью и новизной. Оно ни на что известное нам не похоже. Для Фета это вообще характерно и соответствует его сознательным поэтическим установкам. Фет писал: "Поэзия непременно требует новизны, и ничего для неё нет убийственнее повторения, а тем более самого себя… Под новизною я подразумеваю не новые предметы, а новое их освещение волшебным фонарём искусства".
Необычно уже само начало стихотворения - необычно по сравнению с принятой тогда нормой в поэзии. В частности, пушкинской нормой, которая требовала предельной точности в слове и в сочетании слов. Между тем начальная фраза фетовского стихотворения совсем не точная и даже не совсем "правильная": "Я пришёл к тебе с приветом, рассказать …". Позволил бы себе так сказать Пушкин или кто-нибудь из поэтов пушкинской поры? В то время в этих строчках видели поэтическую дерзость. Фет отдавал себе отчёт в неточности своего поэтического слова, в приближённости его к живой, порой кажущейся не совсем правильной, но от того особенно яркой и выразительной речи. Стихи свои он называл шутливо (но и не без гордости) стихами "в растрёпанном роде". Но каков художественный смысл в поэзии "растрёпанного рода"?
Неточные слова и как бы неряшливые, "растрёпанные" выражения в стихах Фета создают не только неожиданные, но и яркие волнующие образы. Создаётся впечатление, что поэт вроде бы специально и не задумывается над словами, они сами к нему пришли. Он говорит самыми первыми, непреднамеренными словами. Стихотворение отличается удивительной цельностью. Это - важное достоинство в поэзии. Фет писал: "Задача лирика не в стройности воспроизведения предметов, а в стройности тона". В этом стихотворении есть и стройность предметов, и стройность тона. Всё в стихотворении внутренне связано друг с другом, всё однонаправлено, говорится в едином порыве чувства, точно на одном дыхании.
Ещё одно стихотворение из числа ранних - лирическая пьеса "Шёпот, робкое дыхание… ":
Шёпот, робкое дыхание,
Трели соловья,
Серебро и колыханье
Сонного ручья,
Свет ночной, ночные тени,
Тени без конца,
Ряд волшебных изменений
Милого лица…
Стихотворение написано в конце 40-х годов. Оно построено на одних назывных предложения. Ни одного глагола. Только предметы и явления, которые называются одно за другим: шёпот - робкое дыханье - трели соловья и т.д.
Но при всём том предметным и вещественным стихотворение не назовёшь. Это и есть самое удивительное и неожиданное. Предметы у Фета непредметны. Они существуют не сами по себе, а как знаки чувств и состояний. Они чуть светятся, мерцают. Называя ту или иную вещь, поэт вызывает в читателе не прямое представление о самой вещи, а те ассоциации, которые привычно могут быть с нею связаны. Главное смысловое поле стихотворения - между словами, за словами.
"За словами " развивается и основная тема стихотворения: чувства любви. Чувство тончайшее, словами невыразимое, невыразимо сильное, Так о любви до Фета ещё никто не писал.
Фету нравилась реальность жизни, и это отражалось в его стихах. Тем не менее, просто реалистом Фета трудно назвать, замечая, как тяготеет он в поэзии к грёзам, снам, интуитивным движениям души. Фет писал о красоте, разлитой во всем многообразии действительности. Эстетический реализм в стихах Фета в 40 - 50 годах был действительно направлен на житейское и самое обыкновенное.
Характер и напряжение лирического переживания у Фета зависят от состояния природы. Смена времён года происходит по кругу - от весны до весны. По такому же своеобразному кругу происходит и движение чувства у Фета: не от прошлого к будущему, а от весны до весны, с необходимым, неизбежным её возвращением. В сборнике (1850) на первое место выделен цикл "Снега". Зимний цикл Фета многомотивен: он поёт и о печальной березе в зимнем одеянии, о том, как "ночь светла, мороз сияет, "и "на двойном стекле узоры начертил мороз". Снежные равнины влекут поэта:
Чудная картина,
Как ты мне родна:
Белая равнина,
Полная луна,
Свет небес высоких,
И блестящий снег,
И саней далёких
Одинокий бег.
Фет признаётся в любви к зимнему пейзажу. У Фета преобладает в стихах сияющая зима, в блеске колючем солнца, в бриллиантах снежинок и снежных искр, в хрустале сосулек, В серебристом пуху заиндевелых ресниц. Ассоциативный ряд в этой лирике не выходит за пределы самой природы, здесь её собственная красота, не нуждающаяся в человеческом одухотворении. Скорее она сама одухотворяет и просветляет личность. Именно Фет вслед за Пушкиным воспел русскую зиму, только ему удалось столь многогранно раскрыть её эстетический смысл. Фет вводил в стихи деревенский пейзаж, сценки народной жизни, появлялся в стихах "дедушка бородатый", он "кряхтит и крестится", или ямщик на тройке удалой.
Фета всегда влекла к себе поэтическая тема вечера и ночи. У поэта рано сложилось особое эстетическое отношение к ночи, наступлению темноты. На новом этапе творчества он уже стал называть целые сборники "Вечерние огни", в них как бы особая, фетовская философия ночи.
В "ночной поэзии" Фета обнаруживается комплекс ассоциаций: ночь - бездна - тени - сон - виденья - тайное, сокровенное - любовь - единство "ночной души " человека с ночной стихией. Этот образ получает в его стихах философское углубление, новый второй смысл; в содержании стихотворения появляется второй план-символический. Философско-поэтическую перспективу получает у него ассоциация "ночь-бездна". Она начинает сближаться с жизнью человека. Бездна-воздушная дорога-путь жизни человека.
МАЙСКАЯ НОЧЬ
Отсталых туч над нами пролетает
Последняя толпа.
Прозрачный их отрезок мягко тает
У лунного серпа
Царит весны таинственная сила
С звездами на челе. -
Ты, нежная! Ты счастье мне сулила
На суетной земле.
А счастье где? Не здесь, в среде убогой,
А вон оно - как дым
За ним! за ним! воздушною дорогой-
И в вечность улетим.
Майская ночь сулит счастье, человек летит по жизни за счастьем, ночь-бездна, человек летит в бездну, в вечность.
Дальнейшее развитие этой ассоциации: ночь-существование человека-сущность бытия.
Фет представляет ночные часы раскрывающими тайны мироздания. Ночное прозрение поэта позволяет ему смотреть "из времени в вечность", он видит "живой алтарь мироздания".
Толстой писал Фету: "Стихотворение одно из тех редких в, которых не слова прибавить, убавить или изменить нельзя; оно живое само и прелестно. Оно так хорошо, что, мне кажется, это не случайное стихотворение, а что это первая струя давно задержанного потока".
Ассоциация ночь - бездна - человеческое существование, развиваясь в поэзии Фета, вбирает в себя идеи Шопенгауэра. Однако близость поэта Фета к философу весьма условна и относительна. Идеи мира как представления, человека как созерцателя бытия, мысли об интуитивных прозрениях, видимо, были близки Фету.
В образную ассоциацию стихов Фета о ночи и существование человека вплетается идея смерти (стихотворение "Сон и смерть", написанное в 1858 году). Сон полон суеты дня, смерть полна величавого покоя. Фет отдаёт предпочтение смерти, рисует её образ как воплощение своеобразной красоты.
В целом "ночная поэзия" Фета глубоко своеобразна. У него ночь прекрасна не менее дня, может быть ещё прекрасней. Фетовская ночь полна жизни, поэт чувствует "дыхание ночи непорочной". Фетовская ночь даёт человеку счастье:
Что за ночь! Прозрачный воздух скован;
Над землёй клубится аромат.
О, теперь я счастлив, я взволнован,
О, теперь я высказаться рад! …
У Фета ночная природа и человек полны ожидания сокровенного, которое оказывается доступным всему живому лишь ночью. Ночь, любовь, общение со стихийной жизнью вселенной, познание счастья и высших истин в его стихах, как правило, объединяются.
Творчество Фета представляет собой апофеоз ночи. Для Фета-философа ночь представляет собой основу мирового бытия, она источник жизни и хранительница тайны "двойного бытия", родства человека со вселенной, она у него узел всех живых и духовных связей.
Теперь уже Фета невозможно назвать только лишь поэтом ощущений. Его созерцание природы исполнено философского глубокомыслия, поэтические прозрения направлены на обнаружение тайн бытия.
Поэзия была главным делом жизни Фета, призванием, которому он отдал всё: душу, зоркость, изощрённость слуха, богатство фантазии, глубину ума, навык упорного труда и вдохновение.
В 1889 году Страхов писал в статье "Юбилей поэзии Фета": "Он в своём роде поэт единственный, несравненный, дающий нам самый чистый и настоящий поэтический восторг, истинные бриллианты поэзии… Фет есть истинный пробный камень для способности понимать поэзию…".
Поэзия Афанасия Афанасиевича Фета проникнута счастьем жизни, переполнена радостью любви и наслаждением природой. Принципиально важно, что тематически разделить его поэзию чрезвычайно трудно.
Фет был сторонником «чистого искусства», он утверждал, что поэзия не должна зависеть от требований общества.
В истории русской литературы этот поэт остался непревзойденным мастером лирического пейзажа, в котором обязательно отражены человеческие чувства.
Образы и темы лирики Фета
Природа и пейзаж в творчестве поэта
И веет, как тогда, во вздохах этих звучных,
Что ты одна — вся жизнь, что ты одна — любовь.
Что нет обид и сердца жгучей муки,
А жизни нет конца, и цели нет иной,
Как только веровать в рыдающие звуки,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой!
Поэзия Фета передает тончайшие нюансы человеческих отношений в полутонах природы. Примером может служить замечательное стихотворение поэта «Шепот, робкое дыханье…»
Шепот, робкое дыханье,
Трели соловья,
Серебро и колыханье
Сонного ручья,
Свет ночной, ночные тени,
Тени без конца,
Ряд волшебных изменений
Милого лица,
В дымных тучках пурпур розы,
Отблеск янтаря,
И лобзания, и слезы,
И заря, заря!
Средства и формы стихотворений
Поэт, используя структуру назывных предложений, создает удивительное безглагольное движение времени (от вечера до утра),
Изменений внешних проявлений и внутреннего состояния влюбленных. И даже слово «слезы» в этом стихотворении — это радость любви и бытия.
Стихотворение Фета может представлять собой маленькую миниатюру, в которой рассказано только внешних событиях, но в то же время стихотворение говорит о глубоких внутренних переживаниях (о девушке, ждущей свидания).
«единственным в своем роде, не имеющим равного себе ни в одной литературе». «Он намного выше своего времени, не умеющего его ценить,»
Нам, живущим в ХХ веке, остается только согласиться с ним.
Вам понравилось? Не скрывайте от мира свою радость - поделитесьФетовскую лирику можно было бы назвать романтической. Но с одним важным уточнением: в отличие от романтиков, идеальный мир для Фета - это не небесный мир, недостижимый в земном существовании «дальний край родной». В представлении об идеале все же отчетливо доминируют приметы земного бытия. Так, в стихотворении «О нет, не стану звать утраченную радость...» (1857) лирическое «я», стремясь избавить себя от «тоскливой жизни цепи», иное бытие представляет как «тихий земной идеал». «Земной идеал» для лирического «я» - тихая прелесть природы и «друзей лелеющий союз»:
Пускай с души больной, борьбою утомленной,
Без грохота спадет тоскливой жизни цепь,
И пусть очнусь вдали, где к речке безыменной
От голубых холмов бежит немая степь.
Где с дикой яблонью убором спорит слива,
Где тучка чуть ползет, воздушна и светла,
Где дремлет над водой поникнувшая ива
И вечером, жужжа, к улью летит пчела.
Быть может... Вечно вдаль с надеждой смотрят очи! -
Там ждет меня друзей лелеющий союз,
С сердцами чистыми, как месяц полуночи,
С душою чуткою, как песни вещих муз <...>
Мир, где герой обретает спасение от «тоскливой жизни цепи», наполнен все же приметами именно земной жизни - это расцветшие весенние деревья, светлые облака, жужжание пчел, растущая над рекой ива - бесконечная земная даль и небесное пространство. Анафора, использованная во второй строфе, еще более подчеркивает единство земного и небесного миров, и составляющих идеал, к которому стремится лирическое «я».
Очень ярко внутреннее противоречие в восприятии земной жизни отразилось в стихотворении 1866 г. «Блеском вечерним овеяны горы»:
Блеском вечерним овеяны горы.
Сырость и мгла набегают в долину.
С тайной мольбою подъемлю я взоры:
- «Скоро ли холод и сумрак покину?»
Настроение, переживание, выразившееся в этом стихотворении, - острая тоска по иному, высшему миру, которую внушает видение величественных гор, позволяет вспомнить одно из известнейших стихотворений А.С. Пушкина «Монастырь на Казбеке». Но отчетливо различны идеалы поэтов. Если для пушкинского лирического героя идеал - «заоблачная келья», в образе которой соединяются мечты об одиноком служении, о разрыве с земным миром и о восхождении к миру небесному, совершенному, то идеал фетовского героя - это тоже мир, далекий от «холода и сумрака» долины, но не требующий разрыва с миром людей. Это человеческая жизнь, но гармонически слитая с небесным миром и потому более прекрасная, совершенная:
Вижу на том я уступе румяном -
двинуты кровель уютные гнезды;
Вон засветились под старым каштаном
Милые окна, как верные звезды.
Красота мира для Фета заключалась и в скрытой мелодии, которой, по мнению поэта, обладают все совершенные предметы и явления. Способность слышать и передавать мелодии мира, музыку, которой пронизано существование каждого явления, каждой вещи, каждого предмета можно назвать одной из особенностей мировидения автора «Вечерних огней». Эта особенность поэзии Фета была отмечена еще его современниками. «Фет в лучшие свои минуты, - писал П.И. Чайковский, - выходит из пределов, указанных поэзии, и смело делает шаг в нашу область... Это не просто поэт, скорее поэт-музыкант, как бы избегающий даже таких тем, которые легко поддаются выражению словом».
Известно, с каким сочувствием этот отзыв был принят Фетом, признававшимся, что его «всегда из определенной области слов тянуло в неопределенную область музыки», в которую он уходил, насколько хватало его сил. Еще ранее в одной из статей, посвященных Ф.И. Тютчеву, он писал: «Слова: поэзия язык богов - не пустая гипербола, а выражает ясное понимание сущности дела. Поэзия и музыка не только родственны, но нераздельны». «Ища воссоздать гармоническую правду, душа художника, - по словам Фета, - сама приходит в соответственный музыкальный строй». Поэтому слово «пою» для выражения процесса творчества ему казалось наиболее точным.
Исследователи пишут об «исключительной восприимчивости автора «Вечерних огней» к впечатлениям музыкального ряда». Но дело не только в мелодичности стихов Фета, а в способности поэта слышать мелодии мира, явно недоступные уху простого смертного, не поэта. В статье, посвященной лирике Ф.И. Тютчева, сам Фет отметил «гармоническое пение» как свойство красоты, и способность только избранного поэта слышать эту красоту мира. «Красота разлита по всему мирозданию, - утверждал он. - Но для художника недостаточно бессознательно находиться под влиянием красоты или даже млеть в ее лучах. Пока глаз его не видит ее ясных, хотя и тонко звучащих форм, там, где мы ее не видим или только смутно ощущаем, - он еще не поэт…». Одно из фетовских стихотворений - «Весна и ночь покрыли дол…» - отчетливо передает, как возникает эта связь между музыкой мира и душой поэта:
Весна и ночь покрыли дол,
Душа бежит во мрак бессонный,
И внятно слышен ей глагол
Стихийной жизни, отрешенной.
И неземное бытие
Свой разговор ведет с душою
И веет прямо на нее
Своею вечною струею.
Как бы доказывая пушкинскую мысль об истинном поэте-пророке как обладателе особого зрения и особого слуха, фетовский лирический субъект видит скрытое от глаз непосвященных существование вещей, слышит то, что недоступно слуху обычного человека. У Фета можно встретить поразительные образы, которые у другого поэта, вероятно, казались бы парадоксом, может быть, неудачей, но они весьма органичны в поэтическом мире Фета: «шепот сердца»,«и я слышу, как сердце цветет», «сердца звучный пыл сиянье льет кругом», «язык ночных лучей», «тревожный ропот тени ночи летней». Герой слышит «цветов обмирающий зов» («Чуя внушенный другими ответ...», 1890), «рыданье трав», «яркое молчанье» мерцающих звезд («Сегодня все звезды так пышно...»). Способностью слышать обладают сердце и рука лирического субъекта («Люди спят, - мой друг, пойдем в тенистый сад...»), мелодией или речью обладает - ласка («Отзвучала последняя нежная ласка...», «Чуждые огласки...»). Мир воспринимается с помощью скрытой от всех, но явственно слышимой лирическим «я» мелодии. «Хор светил» или «звездный хор» - эти образы не раз встречаются в фетовских произведениях, указывая на тайную музыку, которой пронизана жизнь Вселенной («Я долго стоял неподвижно...», 1843; «На стоге сена ночью южной...», 1857; «Вчера расстались мы с тобой...», 1864).
Человеческие чувства, переживания остаются в памяти тоже мелодией («Какие-то носятся звуки / И льнут к моему изголовью. / Полны они томной разлуки, / Дрожат небывалой любовью»). Интересно, что сам Фет, объясняя тютчевские строки «поют деревья», - писал так: «Не станем, подобно классическим комментаторам, объяснять это выражение тем, что тут поют спящие на деревьях птицы, - это слишком рассудочно; нет! Нам приятнее понимать, что деревья поют своими мелодическими весенними формами, поют стройностью, как небесные сферы».
Спустя много лет, в известной статье «Памяти Врубеля» (1910) Блок даст свое определение гения и отличительной чертой гениального художника признает именно способность слышать - но не звуки земного бытия, а таинственные слова, доносящиеся из иных миров. Этим талантом в полной мере был наделен А.А. Фет. Но, как никто из поэтов, он обладал способностью слышать «гармонический тон» и всех земных явлений, и именно эту скрытую мелодию вещей передавать в своей лирике.
Еще одну особенность мировосприятия Фета можно выразить с помощью утверждения самого поэта в письме С.В. Энгельгардт: «Жаль, что новое поколение, - писал он, - ищет поэзию в действительности, когда поэзия есть только запах вещей, а не самые вещи». Именно благоухание мира тонко почувствовал и передал Фет в своей поэзии. Но и здесь сказалась одна особенность, которую первым отметил А.К. Толстой, написавший, что в стихотворениях Фета «пахнет душистым горошком и клевером», «запах переходит в цвет перламутра, в сияние светляка, а лунный свет или луч утренней зари переливается в звук». В этих словах верно схвачена способность поэта живописать тайную жизнь природы, ее вечную изменчивость, не признавая привычных для обыденного сознания четких границ между цветом и звуком, запахом и цветом. Так, например, в поэзии Фета «сияет мороз» («Ночь светла, мороз сияет»), звуки обладают у него способностью «гореть» («Словно все и горит и звенит заодно») или сиять («сердца звучный пыл сиянье льет кругом»). В стихотворении, посвященном Шопену («Шопену», 1882), мелодия не замолкает, а именно угасает.
Стало уже традиционным представление об импрессионистической манере Фета рисовать мир природных явлений. Это верное суждение: Фет стремится передать жизнь природы в ее вечной изменчивости, он не останавливает «прекрасное мгновение», а показывает, что в жизни природы нет даже мгновенной остановки. И это внутреннее движение, «животрепещущие колебания», присущие, по словам самого Фета, всем предметам, явлениям бытия, также оказываются проявлением красоты мира. И потому в своей поэзии Фет, по точному наблюдению Д.Д. Благого, «<...>даже неподвижные предметы, в соответствии со своим представлением об их «сокровенной сущности», приводит в движение: заставляет колебаться, качаться, дрожать, трепетать».
Своеобразие пейзажной лирики Фета отчетливо передает стихотворение 1855 г. «Вечер». Уже первая строфа властно включает человека в таинственную и грозную жизнь природы, в ее динамику:
Прозвучало над ясной рекою,
Прозвенело в померкшем лугу,
Прокатилось над рощей немою,
Засветилось на том берегу.
Отсутствие подлежащих в описании природных явлений позволяет передать таинственность природной жизни; доминирование глаголов - усиливает ощущение ее изменчивости. Ассонанс (о-у-ю), аллитерация (п-р-з) отчетливо воссоздают многоголосие мира: рокотание далекого грома, отзвуки на него в притихших в ожидании грозы лугах и рощи. Еще более усиливается ощущение стремительно меняющейся, исполненной движения жизни природы во второй строфе:
Далеко, в полумраке, луками
Убегает на запад река;
Погорев золотыми каймами,
Разлетелись, как дым, облака.
Мир как бы увиден лирическим «я» с высоты, его глаз охватывает беспредельные просторы родного края, душа устремляется вслед за этим стремительным движением реки и облаков. Фет поразительно может передать не только видимую красоту мира, но и движение воздуха, его колебания, позволяет и читателю ощутить тепло или холод предгрозового вечера:
На пригорке то сыро, то жарко -
Вздохи дня есть в дыханьи ночном...
Но зарница уж теплится ярко
Голубым и зеленым огнем.
Пожалуй, можно было бы сказать, что темой фетовских стихотворений о природе становится именно изменчивость, таинственная жизнь природы в вечном движении. Но в то же время в этой изменчивости всех природных явлений поэт стремится увидеть некое единство, гармонию. Эта мысль о единстве бытия определяет столь частое появление в лирике Фета образа зеркала или мотива отражения: земля и небо отражают друг друга, повторяют друг друга. Д.Д. Благой очень точно подметил «пристрастие Фета и к воспроизведению, наряду с прямым изображением предмета, его отраженного, мобильного «двойника»: звездное небо, отражающееся в ночном зеркале моря <...>, «повторяющие» себя пейзажи, «опрокинутые» в зыбкие воды ручья, реки, залива». Этот устойчивый в поэзии Фета мотив отражения можно объяснить идеей всеединства бытия, которую Фет и декларативно утверждал в своих стихотворениях: «И как в росинке чуть заметной / Весь солнца лик ты узнаешь, / Так слитно в глубине заветной / Все мирозданье ты найдешь».
Впоследствии, анализируя фетовские «Вечерние огни», известный русский философ Вл. Соловьев так определит фетовскую концепцию мира: «<...> Не только каждое нераздельно пребывает во всем, но и все нераздельно присутствует в каждом <...>. Истинное поэтическое созерцание <...> видит абсолютное в индивидуальном явлении, не только сохраняя, но и бесконечно усиливая его индивидуальность».
Это сознание единства природного мира определяет и всеохватность фетовских пейзажей: поэт как бы стремится одним взглядом охватить безграничность пространства в один миг мировой жизни: землю - реку, поля, луга, леса, горы, и небо и показать стройную гармонию в этой беспредельной жизни. Взгляд лирического «я» мгновенно перебегает от земного мира к небесному, от близи к бесконечно уходящей в беспредельность дали. Своеобразие фетовского пейзажа отчетливо видно в стихотворении «Вечер», с запечатленным здесь неостановимым движением природных явлений, которому противостоит только временный покой человеческой жизни:
Жди ясного на завтра дня.
Стрижи мелькают и звенят.
Пурпурной полосой огня
Прозрачный озарен закат.
В заливе дремлют корабли, -
Едва трепещут вымпела.
Далеко небеса ушли -
И к ним морская даль ушла.
Так робко набегает тень,
Так тайно свет уходит прочь,
Что ты не скажешь: минул день,
Не говоришь: настала ночь.
Фетовские пейзажи как бы увидены с вершины горы или с птичьего полета, в них поразительно сливается видение какой-нибудь незначительной детали земного пейзажа со стремительно убегающей вдаль рекой или безграничной степью, или морской далью и еще более безграничным небесным пространством. Но малое и великое, близкое и дальнее соединяются в единое целое, в гармонически прекрасную жизнь вселенной. Эта гармония проявляется в способности одного явления отзываться на другое явление, как бы зеркально повторять его движение, его звучание, его устремление. Эти движения часто незаметны взгляду (вечер веет, степь дышит), но включаются в общее неостановимое движение вдаль и ввысь:
Теплый вечер тихо веет,
Жизнью свежей дышит степь,
И курганов зеленеет
Убегающая цепь.
И далеко меж курганов
Темно-серою змеей
До бледнеющих туманов
Пролегает путь родной.
К безотчетному веселью
Подымаясь в небеса,
Сыплет с неба трель за трелью
Вешних птичек голоса.
Очень точно своеобразие фетовских пейзажей можно передать его же строчками: «Как будто из действительности чудной / Уносишься в воздушную безбрежность». Стремление живописать постоянно изменяющуюся и в то же время единую в своих устремлениях жизнь природы определяет и обилие анафор в фетовских стихотворениях, как бы соединяющих общим настроением все многочисленные проявления природной и человеческой жизни.
Но весь бесконечный, безграничный мир, как солнце в капле росы, отражается в человеческой душе, бережно хранится ею. Созвучие мира и души - постоянная тема фетовской лирики. Душа, как зеркало, отражает мгновенную изменчивость мира и сама меняется, подчиняясь внутренней жизни мира. Именно поэтому в одном из стихотворений Фет и называет душу «мгновенной»:
Тихонько движется мой конь
По вешним заводям лугов,
И в этих заводях огонь
Весенних светит облаков,
И освежительный туман
Встает с оттаявших полей...
Заря, и счастье, и обман -
Как сладки вы душе моей!
Как нежно содрогнулась грудь
Над этой тенью золотой!
Как к этим призракам прильнуть
Хочу мгновенною душой!
Можно отметить еще одну особенность фетовских пейзажей - их очеловеченность. В одном из своих стихотворений поэт напишет: «То, что вечно, - человечно». В статье, посвященной стихотворениям Ф.И. Тютчева, Фет отождествлял антропоморфизм и красоту. «Там, - писал он, - где обыкновенный глаз и не подозревает красоты, - художник ее видит, <...> кладет на нее чисто человеческое клеймо <...>. В этом смысле всякое искусство - антропоморфизм <...>. Воплощая идеал, человек неминуемо воплощает человека». «Очеловеченность» сказывается прежде всего в том, что природа, как и человек, наделяются поэтом «чувством». В своих воспоминаниях Фет утверждал: «Недаром Фауст, объясняя Маргарите сущность мироздания, говорит: «Чувство - все». Это чувство, - писал Фет, - присуще неодушевленным предметам. Серебро чернеет, чувствуя приближение серы; магнит чувствует близость железа и т.д.». Именно признание в природных явлениях способности чувствовать определяет своеобразие фетовских эпитетов и метафор (кроткая, непорочная ночь; печальная береза; пылкие, томные, веселые, грустные и нескромные лица цветов; лицо ночи, лицо природы, лики зарниц, беспутный побег колючего снега, воздух робеет, веселье дубов, счастье плакучей ивы, молятся звезды, сердце цветка).
Выражением полноты чувств становятся у Фета «дрожь», «трепет», «вздох» и «слезы» - слова, неизменно появляющиеся при описании природы или человеческих переживаний. Дрожат луна («Мой сад»), звезды («Ночь тиха. По тверди зыбкой»). Дрожь и трепет - передают у Фета полноту чувств, полноту жизни. И именно на «дрожь», «трепет», «дыхание» мира отзывается чуткая душа человека, отвечая тем же «трепетом» и «дрожью». Об этом созвучии души и мира писал Фет в стихотворении «Другу»:
Пойми, что сердце только чует
Невыразимое ничем,
То, что в явленьи незаметно
Дрожит, гармонией дыша,
И в тайнике своем заветном
Хранит бессмертная душа.
Неспособность «трепетать» и «дрожать», т.е. сильно чувствовать, для Фета становится доказательством безжизненности. И потому среди немногих отрицательных для Фета явлений природы - надменные сосны, которые «не знают трепета, не шепчут, не вздыхают» («Сосны»).
Но дрожь и трепет - не столько физическое движение, сколько, пользуясь выражением самого Фета, «гармонический тон предметов», т.е. уловленное в физическом движении, в формах внутреннее звучание, скрытый звук, мелодия. Это соединение «дрожания» и «звучания» мира передается во многих стихотворениях, например, «На стоге сена ночью южной»:
На стоге сена ночью южной
Лицом ко тверди я лежал,
И хор светил, живой и дружный,
Кругом раскинувшись, дрожал.
Интересно, что в статье «Два письма о значении древних языков в нашем воспитании» Фет задавался вопросом, как познать сущность вещей, скажем, одной из дюжины рюмок. Исследование формы, объема, веса, плотности, прозрачности, - утверждал он, - увы! оставляют «тайну непроницаемой, безмолвной, как смерть». «Но вот, - пишет он далее, - наша рюмка задрожала всей своей нераздельной сущностью, задрожала так, как только ей одной свойственно дрожать, вследствие совокупности всех исследованных и неисследованных нами качеств. Она вся в этом гармоническом звуке; и стоит только запеть и свободным пением воспроизвести этот звук, для того чтобы рюмка мгновенно задрожала и ответила нам тем же звуком. Вы несомненно воспроизвели ее отдельный звук: все остальные подобные ей рюмки молчат. Одна она трепещет и поет. Такова сила свободного творчества». И далее Фет формулирует свое понимание сути художественного творчества: «Человеку-художнику дано всецельно овладевать самой сокровенной сущностью предметов, их трепетной гармонией, их поющей правдой».
Но свидетельством полноты бытия природы становится для поэта способность не только трепетать и дрожать, а и дышать и плакать. В стихотворениях Фета дышат ветер («Солнце нижет лучами в отвес...»), ночь («Встает мой день, как труженик убогий...»), заря («Сегодня все звезды так пышно...»), лес («Солнце нижет лучами в отвес...»), морской залив («Морской залив»), весна («На распутье»), вздыхают волна («Какая ночь! Как воздух чист...»), мороз («Сентябрьская роза»), полдень («Соловей и роза»), ночное селенье («Это утро, радость эта...»), небо («Пришла, - и тает все вокруг...»). В его поэзии рыдают травы («В лунном сиянии...»), плачут березы и ивы («Сосны», «Ивы и березы»), дрожит в слезах сирень («Не спрашивай, над чем задумываюсь я...»), «блистают» слезами восторга, плачут розы («Знаю, зачем ты, ребенок больной...», «Полно спать: тебе две розы...»), «росою счастья плачет ночь» (Не упрекай, что я смущаюсь...»), плачут солнце («Вот и летние дни убавляются...»), небо («Дождливое лето»), «трепещут слезы во взоре звезд» («Молятся звезды, мерцают и рдеют...»).