Антология одного стихотворения: Пушкинский "Памятник" и российская цензура. Я памятник себе воздвиг нерукотворный (Пушкин)

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.

Нет, весь я не умру — душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит —
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.

И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.

Веленью божию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспоривай глупца.

Анализ стихотворения «Я памятник себе воздвиг нерукотворный» Пушкина

Черновик стихотворения был обнаружен уже после смерти Пушкина. Оно датируется 1836 г. Впервые было опубликовано в посмертном издании произведений поэта (1841 г.).

Стихотворение положило начало продолжающимся до сих пор спорам. Первый вопрос касается источника, вдохновившего Пушкина. Многие считали произведение простым подражанием многочисленным одам русских поэтов на тему памятника. Более распространена версия о том, что Пушкин взял основные идеи из оды Горация, откуда и взят эпиграф к стихотворению.

Более серьезным камнем преткновения стали смысл и значение произведения. Прижизненное восхваление своих заслуг, убежденность автора в своей будущей славе вызывали нарекания и недоумение. В глазах современников это, как минимум, представлялось чрезмерным самомнением и дерзостью. Даже те, кто признавал огромные заслуги поэта перед русской литературой, не могли потерпеть подобной наглости.

Пушкин сравнивает свою славу с «нерукотворным памятником», который превышает «Александрийский столп» (памятник Александру I). Более того, поэт утверждает, что его душа будет существовать вечно, а творчество распространится по всей многонациональной России. Произойдет это потому, что на протяжении всей жизни автор нес людям идеи добра и справедливости. Он всегда защищал свободу и «милость к падшим призывал» (вероятно, к декабристам). После таких заявлений Пушкин еще и бросает упрек тем, кто не понимает ценность его творчества («не оспоривай глупца»).

Оправдывая поэта, некоторые исследователи заявляли, что стих является тонкой сатирой автора над самим собой. Его утверждения считали шуткой над своим непростым положением в высшем обществе.

Спустя почти два столетия произведение можно оценить по достоинству. Годы показали гениальное предвидение поэтом своего будущего. Стихотворения Пушкина известны по всему миру, переведены на большинство языков. Поэт считается величайшим классиком русской литературы, одним из основателей современного русского языка. Высказывание «весь я не умру» полностью подтвердилось. Имя Пушкина живет не только в его произведениях, но и в бесчисленных улицах, площадях, проспектах и во многом другом. Поэт стал одним из символов России. Стихотворение «Я памятник воздвиг себе нерукотворный» — заслуженное признание поэта, не дождавшегося этого от современников.

Давайте вспомним известное стихотворение:

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа,

Александрийского столпа.

Нет, весь я не умру - душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит -
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.

И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.




И не оспоривай глупца.

О ком писал Пушкин? Говорят что о себе... Однако, и это лично моё мнение, величие и бахвальство вещи несовместимые. Действительно, Пушкин умер не от скромности. Но приписывать ему гордыню возможно тоже рановато. Вот и под конец автор вновь вспоминает о скромности:

Веленью божию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспоривай глупца

Парадокс? А о каком глупце идёт речь? Неужели опять Пушкин о Пушкине? Опять парадокс...

Возможно что нет, ибо всё просто и гениально. Достаточно только заметить: скромное последнее четверостишье полностью противоречит всему остальному насыщенному пафосом стиху. Так, как если бы они принадлежали разному перу! Первый "автор" бахвалиться, разглагольствует о своём величии во времени и в пространстве, в думах людей и пиитов. Второй просит музу не требовать по праву принадлежащего ей венца, и не принимать обиды от этого глупца (то есть первого автора).

Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.

В Петербурге, над вершиной Александрийского столпа склонил свою непокорную голову каменный ангел... по приказу поэта, самодержца всия руси, и просто скромного человека Царя Александра I...

А теперь обязательный политический манифест. Очень (Очень) скоро в России останется только этот способ выражения неугодных власти мыслей, а тем более критики семьянина, генерала КГБ, и просто прекрасного человека В.В. Путина. Люди! Все те кто ещё не построился! Будте бдительны. Вас маршируют в пропасть!



К нему не заростет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.


Мой прах переживет и тленья убежит -

Жив будет хоть один пиит.

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
10 И назовет меня всяк сущий в ней язык,

Тунгуз, и друг степей калмык.



Что в мой жестокой век восславил я Свободу

Веленью божию, о муза, будь послушна,

Хвалу и клевету приемли равнодушно,
20 ‎ И не оспоривай глупца.

СС 1959-1962 (1959):

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастёт народная тропа,
Вознёсся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.

Нет, весь я не умру - душа в заветной лире
Мой прах переживёт и тленья убежит -
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.

Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой,
10 И назовёт меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.

И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.

Веленью Божию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно
20 ‎ И не оспоривай глупца.

Варианты и разночтения

«Я ПАМЯТНИК СЕБЕ ВОЗДВИГ НЕРУКОТВОРНЫЙ»

(Стр. 424)

Слух обо мне [пройдет] по всей Руси великой
И назовет меня всяк сущий в ней язык -
И [внук Славян], и Фин и ныне полу дикой
[Тунгуз] [Киргизец] и Калмык -

И долго буду тем любезен я народу
Что звуки новые для песен я обрел
Что в след Радищеву восславил я свободу
[И просвещение>]

Призванью своему о Муза,-будь послушна
Обиды не страшась, не требуя венца
Толпы хвалы и [брань] приемли равнодушно
И не оспоривай глупца


Б. Варианты белового автографа.

(ЛБ 84, л. 57 об.)



3 Начато: О <н>

5 Нет весь я не умру - душа в бессмертной лире

6 Меня переживет и тленья убежит -

9 Слух пройдет обо мне по всей Руси великой

12 Тунгуз и сын степей калмык.

14-16 Что звуки новые для песен я обрел
Что вслед Радищеву восславил я свободу
И милосердие воспел

14 Что чувства добрые я в песнях пробуждал

17 Призванью своему, о муза, будь послушна

18 Обиды не страшись, не требуя венца;

19 Хвалы и клевету приемли равнодушно

Под текстом: 1836

Авг.<уста> 21
Кам.<енный> остр.<ов>

Примечания

Датируется 21 августа 1836 г. При жизни Пушкина напечатано не было. Впервые опубликовано в 1841 г. Жуковским в посмертном издании сочинений Пушкина, т. IX. стр. 121-122, с цензурными искажениями: 4 Наполеонова столпа ; 13 И долго буду тем народу я любезен ; 15 Что прелестью живой стихов я был полезен .

Восстановленный подлинный текст опубликован Бартеневым в заметке «О стихотворении Пушкина „Памятник“» - «Русский Архив» 1881, кн. I, № 1, стр. 235, с факсимиле. Первоначальные варианты опубликованы М. Л. Гофманом в статье «Посмертные стихотворения Пушкина» - «Пушкин и его современники», вып. XXXIII-XXXV, 1922, стр. 411-412 и Д. П. Якубовичем в статье «Черновой автограф последних трех строф „Памятника“» - «Пушкин. Временник Пушкинской Комиссии», вып. 3, 1937, стр. 4-5. (предварительная частичная публикация - в «Литературном Ленинграде» от 11 ноября 1936 г № 52/197) См. публикацию в

В продолжение .

Дело в том, что священник ничего сам не менял. Он только восстановил дореволюционную издательскую версию.

После смерти Пушкина, сразу вслед за выносом тела, Василий Андреевич Жуковский запечатал кабинет Пушкина своей печатью, а затем получил разрешение перенести рукописи поэта к себе на квартиру.

Все последующие месяцы Жуковский занимается разбором рукописей Пушкина, подготовкой к изданию посмертного собрания сочинений и всеми имущественными делами, став одним из трех опекунов детей поэта (по выражению Вяземского, ангелом-хранителем семьи).

И ему хотелось, чтобы произведения, которые не могли бы в авторской версии пройти цензуру, все же были опубликованы.

И тогда Жуковский начинает редактировать. То есть менять.

За семнадцать лет до смерти гения Жуковский подарил Пушкину ее свой портрет с надписью: «Победителю-ученику от побежденного учителя в тот высокоторжественный день, в который он окончил свою поэму Руслан и Людмила. 1820 года марта 26, великая пятница »

В 1837 учитель садится править сочинения ученика, которые никак не могут пройти аттестационную комиссию.
Жуковский, вынужденный представить Пушкина потомству, как «верноподданного и христианина».
Так в сказке «О попе и работнике его Балде» попа заменяет купец.

Но были и более важные вещи. Одно из самых известных усовершенствований Жуковским пушкинского текста - это знаменитый «Я памятник себе воздвиг нерукотворный ».


Вот оригинальный пушкинский текст в оригинальной орфографии:

Exegi monumentum


Я памятникъ себѣ воздвигъ нерукотворный;
Къ нему не зарастетъ народная тропа;
Вознесся выше онъ главою непокорной
Александрiйскаго столпа.

Нѣтъ! весь я не умру! Душа въ завѣтной лирѣ
Мой прахъ переживетъ и тлѣнья убѣжитъ —
И славенъ буду я, доколь въ подлунномъ мiрѣ
Живъ будетъ хоть одинъ пiитъ.

Слухъ обо мнѣ пройдетъ по всей Руси великой,
И назоветъ меня всякъ сущiй въ ней языкъ:
И гордый внукъ славянъ, и финнъ, и нынѣ дикiй
Тунгузъ, и другъ степей калмыкъ.

И долго буду тѣмъ любезенъ я народу,
Что чувства добрыя я лирой пробуждалъ,
Что въ мой жестокiй вѣкъ возславилъ я свободу,
И милость къ падшимъ призывалъ.

Велѣнью Божiю, о муза, будь послушна:
Обиды не страшась, не требуя вѣнца,
Хвалу и клевету прiемли равнодушно
И не оспаривай глупца.

Этому стихотворению А.С. Пушкина посвящена огромная литература. (Существует даже специальная двухсотстраничная работа: Алексеев М. П. «Стихотворение Пушкина «Я памятник себе воздвиг...». Л., «Наука», 1967.). По своему жанру это стихотворение восходит к длинной вековой традиции. Можно анализировать чем предшествовавшие русские и французские переводы и переложения Оды (III.XXX) Горация отличаются от пушкинского текста, что внес Пушкин в трактовку темы и т.д. Но соревноваться с Алексеевым в пределах краткого поста не стоит.

Окончательный пушкинский текст - уже подвергнут самоцензуре. Если смотреть на

черновые варианты , то мы видим более четко, что собственно хотел сказать Александр Сергеевич более точно. Видим направленность.

В первоначальном варианте было: «Что въ слѣдъ Радищеву возславилъ я свободу »

Но и глядя на окончательный вариант, Жуковский понимает, что это стихотворение цензуру не пройдет.

Чего стоит хотя бы этот упомянутый в стихотворение «Александрийский столп ». Понятно, что имеется ввиду не архитектурное чудо «Помпеев столб» в далекой египетской Александрии, а колонна в честь Александра Первого в городе Петербурге (особенно если учесть, что оно находится по соседству с выражением «главою непокорной»).

Пушкин противопоставляет свою „нерукотворную“ славу памятнику материальной славы, созданному в честь того, кого он называл „врагом труда, нечаянно пригретым славой“. Противопоставление, которое сам Пушкин также не мог и мечтать видеть в печати, как и сожженную главу своего „романа в стихах“.

Александровская колонна незадолго до пушкинских стихов была воздвигнута (1832 г.) и открыта (1834 г.) вблизи от места, где позже находилась последняя квартира поэта.

Колонна была прославлена как символ нерушимой самодержавной власти в ряде брошюр и стихов „шинельных“ стихотворцев. Пушкин, уклонившийся от присутствия на торжестве открытия колонны, в своих стихах безбоязненно заявил, что его слава выше Александрийского столпа.

Что делает Жуковский? Он заменяет «Александрийского » на «Наполеонова ».

Вознесся выше он главою непокорной
Наполеонова столпа.


Вместо противостояния "Поэт-Власть" появляется оппозиция "Россия-Наполеон". Тоже ничего. Но о другом.

Еще большая проблема со строчкой: «Что в мой жестокий век восславил я свободу » — это прямое напоминание о бунтарской оды «Вольность» молодого Пушкина, той воспетой «свободы», что стало причиной его шестилетней ссылки, а позже — тщательного жандармского наблюдения над ним.

Что делает Жуковский?

Вместо:

И долго буду тем любезен я народу,

Что в мой жестокий век восславил я свободу
И милость к падшим призывал

Жуковский ставит:


Что чувства добрые я лирой пробуждал,

И милость к падшим призывал


Как
писал об этих подменах великий текстолог Сергей Михайлович Бонди:

Подмена одного стиха в предпоследней строфе другим, сочиненным Жуковским, совершенно изменила содержание всей строфы, придала новый смысл даже тем стихам Пушкина, которые Жуковский оставил без изменения.

И долго буду тем народу я любезен...

Здесь Жуковский только переставил слова пушкинскою текста («И долго буду тем любезен я народу»), для того чтобы избавиться от пушкинской рифмы «народу» — «свободу».

Что чувства добрые я лирой пробуждал.. .

Слово «добрые» имеет в русском языке множество значений. В данном контексте («чувства добрые») может быть выбор только между двумя значениями: «добрые» в смысле «хорошие» (ср. выражения «добрый вечер», «доброго здоровья») или в моральном смысле — «чувства доброты по отношению к людям». Переделка Жуковским следующего стиха придает выражению «чувства добрые» именно второй, моральный смысл.

Что прелестью живой стихов я был полезен
И милость к падшим призывал.

«Живая прелесть» стихов Пушкина не только радует читателей, доставляет им эстетическое наслаждение, но (по Жуковскому) и приносит им прямую пользу. Какую пользу, ясно из всего контекста: стихи Пушкина пробуждают чувства доброты к людям и призывают милостиво относиться к «падшим», то есть согрешившим против нравственного закона, не осуждать их, помогать им».

Интересно, что Жуковский умудрился сотворить совершенно антипушкинскую по своему содержанию строфу. Он подменил. Он поставил вместо Моцарта Сальери.

Ведь именно завистливый отравитель Сальери, уверенный, что талант даётся за прилежность и усердие требует от искусства пользы иупрекает Моцарта: « Что пользы, если Моцарт будет жить и новой высоты ещё достигнет?» и.д. А вот Моцарту на пользу наплевать. «Нас мало избранных, счастливцев праздных, пре-небрегающих презренной пользой, единого прекрасного жрецов .» И у Пушкина совершенно моцартовское отношение к пользе. «Тебе бы пользы всё - на вес кумир ты ценишь Бельведерский ».

А Жуковский ставит «Что прелестью живой стихов я был ПОЛЕЗЕН »

1870 году в Москве был создан комитет по сбору пожертвований на установку памятника великому русскому поэту А.С.Пушкину. В результате конкурса жюри выбрало проект скульптора А.М.Опекушина. 18 июня 1880 года состоялось торжественное открытие памятника.

На пьедестале с правой стороны было вырезано:
И долго буду тем народу я любезен,
Что чувства добрые я лирой пробуждал.

В таком виде памятник простоял 57 лет. Уже после революции, находящаяся в изгнание Цветаева

возмущалась в одной из своих статей: «Несмытый и несмываемый позор. Вот с чего должны были начать большевики! С чем покончить! Но лже-строки красуются. Ложь царя, ставшая ныне ложью народа».

Большевики исправят строчки на памятнике.


Как ни странно именно жесточайший 1937 год станет годом посмертной реабилитации стихотворения «Я памятник себе воздвиг нерукотворный».

Старый текст срубили, поверхность отшлифовали, камень вокруг новых букв вырубили на глубину 3 миллиметра, что создало светло-серый фон для текста. Кроме того, вместо двустиший высекли четверостишья, а устаревшую грамматику заменили современной.

Это произошло на столетний юбилей со дня смерти Пушкина, который в СССР праздновали со сталинским размахом.

А к 150-летию со дня рождения стихотворение пережило другое усечение.

Сто пятьдесят лет со дня рождения Пушкина (в 1949 году) страна отмечала не так громко, как двухсотлетие, но все-таки достаточно помпезно.

Было, как водится, торжественное заседание в Большом театре. В президиуме сидели члены Политбюро и другие, как принято тогда было говорить, «знатные люди нашей Родины».

Доклад о жизни и творчестве великого поэта делал Константин Симонов.

Само собой, и весь ход этого торжественного заседания, и симоновский доклад транслировались по радио на всю страну.

Но широкие народные массы, — особенно где-нибудь там, в глубинке, — большого интереса к этому мероприятию не проявляли.


Во всяком случае, в маленьком казахском городке, на центральной площади которого был установлен репродуктор, никто — в том числе и местное начальство — не ожидал, что доклад Симонова вдруг вызовет у населения такой жгучий интерес.


Репродуктор хрипел что-то свое, не слишком разборчивое. Площадь, по обыкновению, была пуста. Но к началу торжественного заседания, транслировавшегося из Большого театра, вернее — к началу симоновского доклада — вся площадь вдруг заполнилась толпой всадников, прискакавших неведомо откуда. Всадники спешились и молча застыли у репродуктора
.


Менее всего были они похожи на тонких ценителей изящной словесности. Это были совсем простые люди, худо одетые, с усталыми, изможденными лицами. Но в казенные слова симоновского доклада они вслушивались так, словно от того, что сейчас скажет там, в Большом театре, знаменитый поэт, зависела вся их жизнь.

Но в какой-то момент, где-то примерно в середине доклада, они вдруг потеряли к нему всякий интерес. Вскочили на своих лошадок и ускакали — так же неожиданно и так же стремительно, как появились.

Это были сосланные в Казахстан калмыки. И примчались они из дальних мест своего поселения в этот городок, на эту площадь, с одной-единственной целью: услышать, произнесет ли московский докладчик, когда он будет цитировать текст пушкинского «Памятника» (а он ведь непременно будет его цитировать! Как же без этого?), слова: «И друг степей калмык».

Если бы он их произнес, это означало бы, что мрачная судьба сосланного народа вдруг озарилась слабым лучом надежды.
Но, вопреки их робким ожиданиям, Симонов этих слов так и не произнес.

«Памятник» он, конечно, процитировал. И даже соответствующую строфу прочел. Но — не всю. Не до конца:

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикий
Тунгус…

И — всё. На «тунгусе» цитата была оборвана.

Я тоже слушал тогда (по радио, конечно) этот доклад. И тоже обратил внимание на то, как странно и неожиданно переполовинил докладчик пушкинскую строку. Но о том, что стоит за этой оборванной цитатой, узнал гораздо позже. И историю эту про калмыков, примчавшихся из дальних мест, чтобы послушать симоновский доклад, мне тоже рассказали потом, много лет спустя. А тогда я только с удивлением отметил, что при цитировании пушкинского «Памятника» у докладчика почему-то пропала рифма. И очень удивился, что Симонов (поэт все-таки!) ни с того ни с сего вдруг изувечил прекрасную пушкинскую строку.

Пропавшую рифму Пушкину вернули лишь восемь лет спустя. Только в 57-м (после смерти Сталина, после XX съезда) сосланный народ возвратился в родные калмыцкие степи, и текст пушкинского «Памятника» мог наконец цитироваться в своем первозданном виде. Даже со сцены Большого театра».
Бенедикт Сарнов «

Александровская колонна – примечательный архитектурный объект Дворцовой площади в Петербурге, один из символов города. Памятник в стиле ампир построен в 1834 году и посвящен победе над Наполеоном. Водружением колонны завершились работы по обустройству Дворцовой площади. В параде в честь этого события участвовало стотысячное русское войско.

Колонна — памятник Александру 1 в Санкт-Петербурге, подобно Александрийскому маяку, символизирует наивысший уровень достижения отдельно взятым человеком или народом своей цели. То, что кажется невозможным, достигается усилием воли.

Описание достопримечательности

В высоту Александрийский столп в Санкт-Петербурге достигает 47,5 м. Его диаметр 3,66 м. Общий вес конструкции 704 тонны, отдельно колонны — 600 кг, фигуры — 37 тонн. Изготовлен монумент из розового гранита, фигура ангела и барельефы на пьедестале – из бронзы. Гранитный монолит для колонны добыли близ , в каменоломне Пютерлакс. На специально построенном для его транспортировки корабле гранит был доставлен в Питер.

Колонну венчает ангел, в левой руке держащий крест и попирающий им змия. Это символ покоя и мира, который Россия принесла в Европу победой над Наполеоном. Правая рука ангела поднята к небу, а взгляд его направлен на землю. Высота скульптуры — 4,26 м, креста — 6,4 м. Долгое время фигура ангела на Александровской колонне держалась еще и стальным прутом. Опору позже удалили. Выяснилось, что ангел устойчив за счет собственного веса.

Александровская колонна: история создания

Построил Александрийскую колонну архитектор Огюст Монферран. Он победил в конкурсе, объявленном Николаем Первым, братом Александра. Хотя идея памятника посреди Дворцовой площади в Петербурге принадлежит знаменитому архитектору Карлу Росси.

Поначалу Монферран предлагал установить на площади величественный обелиск победы. По замыслу архитектора, он должен быть в высоту более 25 метров. По периметру памятника Монферран планировал разместить барельефы с изображением батальных сцен. А венчать обелиск должна была фигура царя-победителя на коне, с богиней победы, надевающей на императора лавровый венок.

Архитектор хотел, чтобы этот обелиск в Петербурге высотой превосходил все известные к тому времени в мире. Но требовалось нечто еще более величественное и символичное. Император Николай Первый отвергал все доводы архитектора в пользу его проекта и сказал, что видит памятник в виде колонны.